Либеральные ценности или Россия?

Большинство наших сограждан уже давно пришло к тяжёлому выводу: в РФ сложилось такое устойчивое равновесие политических сил, что выборы не стали у нас средством объединения общества вокруг какой-то программы. Эти выборы в Госдуму, как и грядущие в скором времени выборы Президента, похоже, никак не изменят наше состояние застойного кризиса. При нынешнем политическом режиме этот кризис становится прямо-таки безнадёжным. При такой патовой ситуации помимо выборов требуется общественный диалог и поиск компромисса, но на диалог власть категорически отказывается идти.

Бодрые доклады о росте ВВП, доходах бюджета и каком-то «рейтинге» доверия к власти, небольшие прибавки жалованья то одной, то другой группе бюджетников не могут скрыть растерянности правительства. Эти успехи - всего лишь малые колебания на фоне тяжёлых, как поступь Каменного гостя, процессов деградации главных систем жизнеобеспечения страны: качества рабочей силы, производственной базы, научного потенциала, армии.

При таком положении режим не может завоевать авторитета и вынужден лавировать между общественными силами, поскольку ему нечем объединить общество для необходимых усилий. Обеспечивает ли нынешний режим сохранение народа и страны? В этом у людей, даже неискушённых, большие сомнения. А если обобщить данные, то видно: в рамках нынешнего курса сохранение народа и страны не гарантировано.

Мы наблюдаем небывалое в истории по своей интенсивности и длительности вымирание населения. Поскольку оно в наибольшей степени затронуло русских, - а это народ государствообразующий, - единство страны оказалось под угрозой просто-напросто по демографическим причинам. А ведь они дополняются резким расслоением населения регионов по доходам, уровню и даже типу жизни; распадом единой системы образования и единого культурного ядра; расчленением больших технических систем (транспорт, энергетика), которые скрепляли Россию.

Мы помним неопровержимый факт: на той же земле, с тем же народом мы совсем недавно были мощной державой, где были устранены главные источники массовых страданий - голод и безработица, культурная деградация и преступное насилие. Наш образ жизни по главным показателям отвечал уровню самых развитых стран или превышал его. Значит, наше нынешнее состояние не вызвано какими-то неодолимыми причинами. Оно - следствие серии неправильных выборов и решений в главных вопросах.

Все последние пятнадцать лет, в течение которых правящая верхушка ломает и «реформирует» страну, её идеологи уводят людей от главной мысли, что мы как страна стоим на распутье, что решается судьба народа на много поколений вперёд. Между тем, именно в связи с этим фактом и возникло нынешнее скрытое противостояние политических сил в России, тот конфликт идеалов и интересов, который не находит явного выражения в общественном диалоге, но сковывает нас по рукам и ногам. В чём же заключается этот выбор и связанный с ним конфликт?

Во времена Ельцина была неопределённость намерений власти. Было очевидно, что часть номенклатуры КПСС решила свергнуть тяготившую её советскую систему и завладеть накопленным к 1980-м годам национальным богатством. Обещания демократии и свободы после 1993 г. никто уже всерьёз не принимал, да и смысл этих слов слишком туманный, чтобы за ними видеть какой-то выбор. По речам и жестам Ельцина и Черномырдина было невозможно представить себе образ того будущего жизнеустройства, которое они мечтают создать в России. Они были типичным порождением номенклатуры - без идеалов, без проектов.

С приходом В.В. Путина эта неопределенность стала рассеиваться. Он сказал о своем выборе, о своих идеалах. Главное в его заявлениях состоит в том, что он привержен либеральным ценностям. Понятно, что речь тут идет не о сугубо личных пристрастиях типа хобби. Личные увлечения - дзюдо, горные лыжи, песни Булата Окуджавы - все это очень мило. Сталин курил трубку и любил вино «Хванчкара», а Горбачев без ума от пиццы «Хат». Ради бога, сильные мира сего могут позволить себе маленькие радости, на судьбе народа они не скажутся. Но когда президент заявляет, что он привержен ценностям иной цивилизации, причем именно тем ценностям, с которыми культура его страны на протяжении четырех веков была в конфликте, это проясняет очень многое. Представьте себе, что президент Ирана вдруг заявил бы, что он привержен ценностям иудаизма…

Прежде чем развернуть смысл этого заявления В.В. Путина, скажу сразу, что непрерывные исследования взглядов населения РФ отечественными и зарубежными социологами показали, что поворота к либеральным ценностям в нашем массовом сознании не произошло. Даже «новые русские», которые самим своим названием хотят сообщить, что они уже другие, что они отряхнули прах старых русских ценностей и стали «как на Западе», в глазах западных либералов выглядят дикарями, только разбогатевшими (каким-то сомнительным образом).

Те надежды, которые возлагала на поворот к либеральным ценностям «бригада» Горбачёва, были следствием невежества его консультантов с кафедры научного коммунизма. Ценности, то есть представления о добре и зле и о том, как надо жить человеку, входят в «культурное ядро» общества и определяют тип цивилизации. Они обладают исключительной устойчивостью, и в истории ещё не было случая, чтобы властям удалось политическими средствами заставить народ сменить его главные традиционные ценности на иные.

Надо сказать, что такую задачу в истории ставили себе только колониальные власти Запада в их программе вестернизации других народов. Эта программа провалилась, хотя целый ряд слабых культур она разрушила. При этом народы, лишившиеся своих культур, не превратились, например, в англосаксов, только смуглых или раскосых. Они просто угасли, исчезли с лица земли, как индейцы в США или аборигены Австралии. А сильные культуры, даже многое переняв у Запада, сохранили свои устои и ценности - индусы остались индусами, китайцы - китайцами, арабы - арабами.

На Западе либеральные ценности возникли в ходе катастрофической религиозной революции, получившей название Реформации. Какого масштаба это была катастрофа, видно из того, что Германия в её ходе потеряла 2/3 населения. Основанное на либеральных ценностях социально-философское учение, излагающее принципы «правильного» общественного строя и получившее название либерализм, в наиболее полном виде сложилось в Англии, а в самом чистом виде воплотилось в США, где меньше было влияние традиций. Там либеральные ценности можно было утверждать на чистой площадке, расчищенной от местного населения.

Россия со времён Ивана Грозного (когда на Западе как раз заполыхала Реформация) и до наших дней не была либеральным государством. Россия - многонациональная цивилизация, ядро которой составляет русский народ с очень ясными и высокоразвитыми представлениями о мире и человеке, о добре и зле. Русский образованный слой имел представление о западных взглядах и, можно сказать, находился в непрерывной дискуссии с либерализмом. В XIX веке у нас было влиятельное течение «западников», но и они не претендовали на то, чтобы русские сменили свои главные ценности на либеральные. Они лишь стремились, чтобы Россия как цивилизация теснее сблизилась с Западом, чтобы перенять его достижения.

Единственной либеральной партией в России были начиная с 1905 г. конституционные демократы (кадеты). Их утопические планы предусматривали установление в России буржуазно-либерального государства западного типа. Они с помощью западных наставников возродили в России политическое масонство и стали главными организаторами свержения монархии в феврале 1917 г. Но практически все сословия России, за исключением части буржуазии, отвергли их проект. Зеркалом русской революции был выразитель крестьянского мироощущения Лев Толстой, а не кадеты. Либеральная государственность в России начала XX века оказалась мертворождённой, и Временное правительство сменила Советская власть, сохранившая важный принцип соборности: «Вся власть Советам!» Важная либеральная ценность - разделение властей - не привилась. Её и сейчас не видно.

Таким образом, вот главное основание для раскола и кризиса в России: правящий слой пытается перестроить всё бытие России в соответствии с либеральными ценностями, а подавляющее большинство населения этих ценностей не принимает и продолжает следовать своим ценностям, которые сложились за много веков.

Попытка переделать Россию по англо-саксонскому образцу настолько нелепа и утопична, что многие не верят в её искренность и думают, что это просто маскировка для создания общего хаоса, чтобы выловить всю рыбу в мутной воде. Но для нашей судьбы в принципе неважно, ломают устои России под знаменем либерализма искренне или ради воровства. Главное, что никаких шансов успешно завершить эту «реформу» нет. Не было в истории случая, чтобы успешно прошла реформа, противоречащая главным ценностям народа и изменяющая само ядро его культуры. Не было такого случая, и сейчас не будет.

Свою приверженность ценностям иной культуры и цивилизации наши реформаторы оправдывают тем, что якобы либерализм - высшее достижение всей мировой культуры, что он основан на общечеловеческих ценностях и отвечает «естественным» потребностям человека. А Россия, мол, уклонилась от столбовой дороги цивилизации, и теперь ей приходится расплачиваться за свою ошибку и навёрстывать упущенное через болезненные реформы.

Либерализм не несёт в себе никаких общечеловеческих «естественных» ценностей и не может предложить какой-то универсальной модели жизнеустройства для всего человечества. Либерализм - очень специфическая, неповторимая культура, которая сложилась в англо-саксонской части Запада. Более того, даже в этой части жители разных стран вовсе не привержены каким-то «ценностям либерализма», они просто любят свои конкретные страны, свою культуру и своих предков. Англичане любят Англию не за либеральные ценности. Французы и немцы, тоже называющие свои страны либеральными (это сегодня выгодно), недолюбливают Англию, родину либерализма.

Мы уж не будем затрагивать тут и другую важную сторону дела: на самом Западе либеральные ценности (прежде всего, индивидуализм) потерпели сокрушительное поражение, породив, в припадке отчаяния, неолиберализм - тупое фундаменталистское течение, разрушающее само либеральное общество. Допустим, хотя это абсурдное предположение, что В.В. Путин уважает не реальные современные ценности неолиберализма, представленные Рейганом и Тэтчер, а «седое предание» либерализма - философов типа Адама Смита, Гоббса и Локка.

Можно уважать англичан, их культуру, их либеральных философов и пр. Я, скажем, их уважаю, но сама идея стать приверженцем их ценностей мне кажется дикой и нелепой. Ценности - самая потаённая, даже святая часть национальной культуры. Глупо спорить о том, лучше или хуже наши русские ценности, чем либеральные. Они наши. Они для нас прекрасны, как прекрасна для человека его любимая и любящая родная мать.

Бывает, что страну постигает несчастье - к верховной власти приходит человек, который, оказывается чужд ценностям ее культуры. Душа у него не лежит, нет у нее любви к отеческим гробам, ее тянет к иным ценностям, например, либеральным. Бывает и в семье такое несчастье - сын страдает оттого, что родился у своего отца с матерью, а не у богатых соседей. Но почти никогда такие мечты и приверженности не высказывают вслух. Не принято это. Но времена меняются, и мы такое слышим от президента. Наверное, либеральные гориллы, на время возомнившие себя мировыми жандармами, зажали нашего президента в угол. Только на это осталась слабая надежда, чтобы оправдать его откровение.

Либерализм

Ирина Бусыгина
Андрей Захаров

Истоки либерализма

Либерализм представляет собой довольно старую систему взглядов и убежде­ний. Иногда его генеалогию даже возводят к Великой хартии вольностей, ко­торая в XIII столетии ограничила абсолютизм королевской власти в Англии. Приверженность «свободам» в экономике, политике, социальной жизни орга­нически связывает классический либерализм с генезисом буржуазного обще­ства, становлением рыночных отношений, борьбой с феодализмом.

Либерализм как идеология, наряду с социализмом и консерватизмом, опреде­лял фундаментальные принципы и направления общественного развития на­чиная с конца XVIII века. И в качестве таковой в большей степени, нежели конкурирующие с ним течения, оказался способным к серьезной эволюции, поскольку смог сочетать в себе не слишком совместимые, а зачастую и явно противоречивые идеи, доктрины и концепции. Говоря о причинах популяр­ности либеральной идеи, важно отметить, что либерализм считает своей це­лью благополучие и счастье не социальных групп, а всех людей и, следователь­но, расширение возможностей, обеспечивающих личности беспрепятствен­ное развитие. Именно об этом заявили его апологеты из числа английских утилитаристов: «Наибольшее счастье для наибольшего числа людей».

Основы классического либерализма были заложены Джоном Локком и Ада­мом Смитом, которые провозгласили права на «жизнь, свободу и собствен­ность» в качестве естественных прав человека. Этим они существенно повли­яли, в частности, на Американскую революцию 1776 года. Позже, в XIX веке, либеральную мысль развивали Бенжамен Констан, Алексис де Токвиль, Джон Стюарт Милль. В XX столетии наиболее заметными теоретиками либерализ­ма были экономисты, в частности Людвиг фон Мизес и Фридрих фон Хайек. Центральным в классическом либерализме является идеал практически нео­граниченного индивидуализма. Именно из этого идеала выводится представ­ление о государстве как о «ночном стороже», который занимается по преимуществу проблемами внешней безопасности и не вмешивается в экономичес­кую и социально-политическую жизнь общества.

На тезисах Джона Локка развивалась концепция либеральной демократии; он разработал теорию общественного договора и естественного права. Многие положения политической философии и этики Локка были восприняты и раз­виты затем Шарлем Монтескьё и другими мыслителями. В противовес кон­цепции эгоистического человека, выдвинутой Томасом Гоббсом, Локк утверж­дал, что в естественном состоянии все люди свободны и равны, а значит, не враждуют друг с другом, так как поведение человека изначально подчиняется морально-этическим установлениям, имеющим божественное происхождение и силу природных законов.

Исходное положение локковской доктрины - независимость индивида, из ко­торой вытекают тезисы о труде как основании и оправдании собственности, а также о договорном характере полномочий государства.

На классический вопрос Гоббса «если имеет место "война всех против всех", то каким образом возможен социальный порядок?» Локк дал следующий от­вет, выражающий суть либеральной альтернативы: восстановление социаль­ного порядка из хаоса возможно лишь при обеспечении автономного прост­ранства для каждой личности. Таким образом, социальный порядок зиждется на предпринимательском духе и воле отдельных лиц и оправдывается в той ме­ре, в какой он защищает права личности (В. Леонто­вич).

Согласно либеральным идеологам, минимальное про­странство личной свободы можно гарантировать лишь в том случае, если естест­венный индивидуализм бу­дет введен в рамки закона. «Либерал вполне ясно понимает, что без помощи принуждения существование общества будет в опасности, и за правилами по­ведения, соблюдение которых необходимо для обеспечения мирного сотруд­ничества, должна стоять угроза силы, иначе всей системе общества будет по­стоянно угрожать произвол любого из его членов. Нужно иметь возможность принудить человека, который не уважает жизнь, здоровье, личную свободу или частную собственность других, следовать правилам жизни в обществе» (Людвиг фон Мизес).

Основные принципы индивидуалистического общественного порядка, отста­иваемого либерализмом, предельно кратко и ясно были изложены во фран­цузской Декларации прав человека и гражданина 1789 года. В ней провозгла­шены четыре главных права, лежащих в основе либерального общества: а) свобода; б) собственность; в) безопасность; г) право на сопротивление насилию или подавлению.

Основные ценности либерализма

Во-первых, максимально широкая свобода для индивида во всех сферах обще­ственной жизни. При этом либералы полагают, что она все же не может быть, как уже сказано, «безграничной, ибо тогда все непрерывно сталкивались бы друг с другом, и «естественная» свобода привела бы к социальному хаосу, при котором не удовлетворялись бы даже минимальные нужды, а свободу слабых подавили бы сильные» (Исайя Берлин). Это разумное ограничение свободы закреплено «общественным договором», предполагающим наличие конститу­ционализма, разделения властей, принципа сдержек и противовесов.

Во-вторых, в роли базового экономического, политического и социального принципа для классического либерализма выступает индивидуализм. При этом, однако, либерализм защищает не индивидуализм «вообще», зачастую оказывающийся непродуктивным, а автономную активность человека, направляемую в социально конструктивное русло. Так же обстоит дело и со сво­бодой - не декларация свободы «вообще», но защита свободы личности, кото­рая достигла определенного уровня развития и доказала (на основе выдвигае­мых либерализмом критериев) свой цивилизационный статус.

В-третьих, либерализм отстаивает правовое и политическое равенство, а так­ же равенство возможностей, поскольку все люди рождены одинаково свобод­ными. Равенство в свободе выступает одним из оснований либеральной мо­рали.

Наконец, в-четвертых, терпимость и плюрализм рассматриваются либерализ­мом в качестве важнейших основ социально-политического взаимодействия в обществе. Этот принцип напрямую связан со всеми вышеперечисленными.

Либеральная идеология проникнута прогрессистским духом и при этом сугу­бо рационалистична, то есть исходит из веры в прогресс и силу человеческо­го разума. Как отмечает Иммануэль Валлерстайн, она «отражала уверенность человека в том, что для обеспечения естественного хода истории необходимо сознательно, постоянно и разумно проводить в жизнь реформистский курс». Важно отметить, что сочетание идеалов свободы и равенства в идеологии классического либерализма образует линию внутреннего напряжения, кото­рая с эволюцией либеральной идеологии становится все более выраженной и значимой. Кроме того, говоря о базовых постулатах либерализма, стоит еще раз упомянуть и крайне популярную для него идею о необходимости добро­вольного согласия подчиненных на власть над ними.

Либерализм, государство и международные отношения

Локк объяснял договорный характер государства таким образом: люди добро­вольно подчиняются политической власти посредством «соглашения с други­ми людьми об объединении в сообщество для того, чтобы удобно, благополуч­но и мирно совместно жить, спокойно пользуясь своей собственностью и на­ходясь в большей безопасности, чем кто-либо, не являющийся членом общест­ва». То есть такое государство представляет собой единый политический организм, в котором большинство имеет право решать и действовать за всех остальных, а участие в политическом сообществе - государстве - накладыва­ет на индивида обязанность подчиняться его решениям. Главной же целью объединения в государство является сохранение собственности объединив­шихся; при этом собственность трактуется крайне широко - как «жизнь, сво­бода и владение».

В целом либеральному толкованию государства и его места в общественной жизни присуще фундаментальное противоречие. Корень его в том, что, защи­щая личность от «избыточных» притязаний со стороны государственной вла­сти, либералы традиционно настаивали на внедрении всеобщего избиратель­ного права, которое, в свою очередь, заметно укрепляло государство и его ин­ституты, придавая им еще большую легитимность. Таким образом, они одно­временно и тяготели к государству, и отторгали его. В частности, данный конфликт довольно ярко проявился в деятельности либеральных партий в России, начиная с конституционных демократов и заканчивая Союзом правых сил.

Либеральная идеология полагает, что взаимодействие государств на междуна­родной арене в целом ориентировано на то, чтобы покончить с войной, ут­вердить мир и добиться всеобщего экономического процветания. Слова «соб­ственность», «свобода» и «мир» в программе либерализма находятся в одном ряду. Отметим, что либеральное видение развития мировой политической си­стемы во многом связано с именем Вудро Вильсона, двадцать восьмого президента Соединенных Штатов и одного из основателей Лиги Наций, который в своих научных работах и политических декларациях провозглашал откры­тость, демократичность и этичность внешнеполитической деятельности и дипломатии. По мнению Вильсона, подобно тому, как каждый гражданин до­стоин индивидуального политического права на участие в выборах, так и каж­дый народ может претендовать на коллективное политическое право - на суверенитет. Иначе говоря, «призыв Вильсона к самоопределению наций стал всемирным эквивалентом всеобщего избирательного права» (Валлерстайн). Хотя государства при либеральном подходе признаются главными участника­ми международных отношений, они являются далеко не единственными игроками на этом поле: взаимодействие государств, по мнению либералов, обя­зательно должно регулироваться межправительственными организациями и международным правом. Наряду с ними активную роль призваны играть и неправительственные организации - правозащитные, экологические, транс­национальные корпорации и пр. Согласно либеральной модели, государства ориентируются не только на максимизацию прибыли, но и на взаимовыгод­ное сотрудничество. Фактор силы в этой модели уступает место другим, бо­лее эффективным средствам влияния - экономическим и правовым рычагам и механизмам.

Либерализм и концепция свободы

Как уже отмечалось выше, на первое место в своей ценностной системе либе­ралы ставят свободу индивида - по известной формуле Милля, «человек сам лучше любого правительства знает, что ему нужно». Для приверженцев клас­сического либерализма борьба за свободу означала борьбу за уничтожение внешних ограничений, накладываемых на физическую, экономическую, по­литическую и интеллектуальную свободу человека.

Представляется возможным выделить несколько общих взаимосвязанных по­ложений либерального видения свободы. Во-первых, важен примат экономи­ческой свободы, которая является наиважнейшей частью общей свободы ин­дивида. При этом гарантом и мерой свободы предстает частная собствен­ность.

Во-вторых, принципиальное значение имеет экономический порядок рыноч­ного типа, который выступает как необходимое (хотя и явно недостаточное) условие индивидуальной свободы. Именно рынок способствует не только ут­верждению и росту экономической свободы индивида, но и укреплению сво­боды политической, которая трактуется как отсутствие принуждения одних людей другими.

В-третьих, экономическая свобода, как индивидуальная, так и общественная, является в глазах либералов средством достижения политической и граждан­ской свободы. Здесь речь идет, в частности, и о рынке, который позволяет резко ограничить прямое вмешательство государства в жизнь общества. От­сюда и основные лозунги классического либерализма: «максимум личных сво­бод - минимум государственного вмешательства», «государство - слуга наро­да, а не его хозяин» (Милтон Фридман).

Таким образом, суть либеральной концепции свободы состоит в защите авто­номии личности и провозглашении свободы как главной цели общественного развития.

Неолиберализм

Эволюция либерализма была органически связана с динамикой капиталисти­ческого производства, и поэтому в минувшем столетии классические идеалы либералов подверглись серьезному пересмотру. Прежде всего, корректировка затронула роль рынка и государства. Так, центральное место в идеологии «но­вого курса» президента Франклина Рузвельта, затем распространившейся по всему западному миру под именем неолиберализма, заняли принцип государ­ственного вмешательства в экономическую деятельность, а также идея соци­альной ответственности государства. Эта «этатистская» переориентация либерализма была связана, прежде всего, с именем из­вестного британского эко­номиста Джона Мейнарда Кейнса. В конечном счете его идеи не только воздей­ствовали на экономическую практику, но и были инкор­порированы в либеральную идеологию.

Таким образом, новый, или социальный, либерализм отличает признание позитивной роли государства в экономической и общественной жизни; однако эта роль позитивна лишь в том случае, если государственное регулирование способствует реализации либе­ральных ценностей, защите прав и свобод личности. Другой отличительной чертой стал отказ от былого равнодушия к социальным вопросам. Новые либе­ралы полагают, что государственное вмешательство в принципе способно сгла­живать социальные конфликты и защищать современное общество от потря­сений. Социальный либерализм тяготеет к позитивной трактовке свободы.

По мнению неолибералов, рынок отнюдь не естественный механизм, веду­щий к гармонии в обществе, а искусственный инструмент, который нуждает­ся в совершенствовании правил игры, а также в беспристрастных судьях и ар­битрах. Отрицая концепцию государства как «ночного сторожа», новые либе­ралы поддерживают его активную роль в «социальном рыночном хозяйстве», которое исключает крайности как безграничного либерализма, так и тотального коллективизма.

Неолиберализм учитывает и новые реалии международных отношений. В своей модели неолибералы особо выделяют такие положения, как взаимо­связь политики и экономики, ослабление анархии в международной среде в силу упрочившейся взаимозависимости государств и т.д. Неолиберализм включает в себя множество направлений, которые отчасти пересекаются, но при этом рассматриваются как самостоятельные концептуальные школы. В частности, к их числу относятся теория комплексной взаимозависимости, рассматривающая неформальные отношения между внешнеполитическими элитами, теория международных режимов, теория демократического мира. Некоторые исследователи усматривают в появлении неолиберализма свиде­тельство краха либеральной идеи. По их мнению, в своей модернизирован­ной форме либерализм отказывается от собственных устоев, капитулируя пе­ред консерватизмом и социализмом. В подтверждение подобных выводов они ссылаются на тот неоспоримый факт, что в современную эпоху обеспечение прав человека с трудом сочетается с гарантией прав народов. В итоге либе­ральная политика начинает приобретать «точечный», избирательный харак­тер; ее критерии по-разному применяются в различных ситуациях, а либера­лов в связи с этим все чаще обвиняют в приверженности к «двойным стандар­там». Кризис либерализма становится темой все более оживленных интеллек­туальных дискуссий.

Либеральная идеология в России

Одной из важнейших особенностей российского либерализма является то, что он во многом развивался в государственнических формах. По мнению Алексея Кара-Мурзы, отечественный либерализм в последние годы представлял собой крайне прагматичную и свободную от морализаторства концепцию. Но в то же время был более консервативен и менее радикален, нежели либерализм запад­ный, поскольку оказался лишенным «цивилизационных тылов» (традиций римского права, сословной автономии и т.д.) и развивался в «пространстве по­вышенного исторического риска». Практически все русские либералы всегда были убеждены в том, что только государственная власть в России может слу­жить орудием прогресса. То есть, он не столько отстаивал права личности, сколько стремился к мягкому видоизменению государственного строя.

Слабостями российского либерализма были его «зажатость» между охрани­тельством и нигилизмом, высокая степень зависимости от патронажа государ­ства или общины. Поэтому он неизменно проигрывал революционно-ради­кальным партиям в начале XX века, а спустя столетие столь же однозначно проигрывает национально-патриотическим движениям и «партии власти».

Конкретные проявления отечественного либерализма крайне многообразны. Решая основную проблему - как избежать хаоса и при этом защитить автоно­мию человеческой личности, - наши либералы вступали в самые неожидан­ные союзы и альянсы с силами, которые, по их мнению, были способны гаран­тировать защиту индивидуальных прав и свобод. К русской либеральной тра­диции можно отнести и ранних славянофилов, и «либералов-государственни­ков» (Бориса Чичерина, Петра Струве), полагавших, что только сильное правительство способно охранить частные права и свободы, в то время как расчет на общество ненадежен.

В начале прошлого века русский либерализм получил реальный шанс высту­пить в качестве главного гаранта социального порядка. Однако либеральная альтернатива оказалась несостоятельной; либералы так и не сумели противо­поставить разнузданной русской «воле» творческую и ответственную «свобо­ду» (А.А. Кара-Мурза).

Еще совсем недавно, под занавес уходящего тысячелетия, наши либералы по­лагали, что Россия снова находится перед выбором; они надеялись, что стра­на хотя бы на этот раз сможет реализовать закономерный и одновременно вы­нужденный либеральный проект. Но, как оказалось, Россия вновь обнаружи­ла невосприимчивость к либерализму; либеральные ценности пока не востре­бованы ни обществом, ни властью.

Литература

И. Берлин. Философия свободы. Европа.

И. Берлин. Философия свободы. Россия. - М.: Новое литературное обозрение, 2001.

И. Валлерстайн. После либерализма: - М.: УРСС, 2003.

Л. фон Мизес. Либерализм в классической традиции. - М.: Начала-Пресс, 2004.

А.Ю. Мельвиль (ред.). Категории политической науки. - М.: РОССПЭН, 2001.

В.В. Леонтович. История либерализма в России. - М.: Русский путь, 1995.

Политология. - М.: Проспект, 2004.

Политическая наука в России: интеллектуальный поиск и реальность. - М.: 2000.

М. Шабанова. Социология свободы: трансформирующееся общество. - М.: МОНФ, 2000.

Кара-Мурза С.Г. Либеральные ценности или Россия? (Октябрь 2003г. )

Большинство наших сограждан уже давно пришло к тяжёлому выводу: в РФ сложилось такое устойчивое равновесие политических сил , что выборы не стали у нас средством объединения общества вокруг какой-то программы. Эти выборы в Госдуму, как и грядущие в скором времени выборы Президента, похоже, никак не изменят наше состояние застойного кризиса. При нынешнем политическом режиме этот кризис становится прямо-таки безнадёжным. При такой патовой ситуации помимо выборов требуется общественный диалог и поиск компромисса, но на диалог власть категорически отказывается идти.

Бодрые доклады о росте ВВП, доходах бюджета и каком-то "рейтинге" доверия к власти, небольшие прибавки жалованья то одной, то другой группе бюджетников не могут скрыть растерянности правительства. Эти успехи — всего лишь малые колебания на фоне тяжёлых, как поступь Каменного гостя, процессов деградации главных систем жизнеобеспечения страны : качества рабочей силы, производственной базы, научного потенциала, армии.

При таком положении режим не может завоевать авторитета и вынужден лавировать между общественными силами, поскольку ему нечем объединить общество для необходимых усилий. Обеспечивает ли нынешний режим сохранение народа и страны? В этом у людей, даже неискушённых, большие сомнения. А если обобщить данные, то видно: в рамках нынешнего курса сохранение народа и страны не гарантировано.

Мы наблюдаем небывалое в истории по своей интенсивности и длительности вымирание населения . Поскольку оно в наибольшей степени затронуло русских, — а это народ государствообразующий, — единство страны оказалось под угрозой просто-напросто по демографическим причинам. А ведь они дополняются резким расслоением населения регионов по доходам, уровню и даже типу жизни; распадом единой системы образования и единого культурного ядра; расчленением больших технических систем (транспорт, энергетика), которые скрепляли Россию.

Мы помним неопровержимый факт: на той же земле, с тем же народом мы совсем недавно были мощной державой, где были устранены главные источники массовых страданий — голод и безработица, культурная деградация и преступное насилие. Наш образ жизни по главным показателям отвечал уровню самых развитых стран или превышал его. Значит, наше нынешнее состояние не вызвано какими-то неодолимыми причинами. Оно — следствие серии неправильных выборов и решений в главных вопросах.

Все последние пятнадцать лет, в течение которых правящая верхушка ломает и "реформирует" страну, её идеологи уводят людей от главной мысли, что мы как страна стоим на распутье, что решается судьба народа на много поколений вперёд. Между тем, именно в связи с этим фактом и возникло нынешнее скрытое противостояние политических сил в России, тот конфликт идеалов и интересов, который не находит явного выражения в общественном диалоге, но сковывает нас по рукам и ногам. В чём же заключается этот выбор и связанный с ним конфликт?

Во времена Ельцина была неопределённость намерений власти. Было очевидно, что часть номенклатуры КПСС решила свергнуть тяготившую её советскую систему и завладеть накопленным к 1980-м годам национальным богатством. Обещания демократии и свободы после 1993 г. никто уже всерьёз не принимал, да и смысл этих слов слишком туманный, чтобы за ними видеть какой-то выбор. По речам и жестам Ельцина и Черномырдина было невозможно представить себе образ того будущего жизнеустройства, которое они мечтают создать в России. Они были типичным порождением номенклатуры — без идеалов, без проектов.

С приходом В.В. Путина эта неопределенность стала рассеиваться. Он сказал о своем выборе, о своих идеалах. Главное в его заявлениях состоит в том, что он привержен либеральным ценностям. Понятно, что речь тут идет не о сугубо личных пристрастиях типа хобби . Личные увлечения — дзюдо, горные лыжи, песни Булата Окуджавы — все это очень мило. Сталин курил трубку и любил вино «Хванчкара», а Горбачев без ума от пиццы «Хат». Ради бога, сильные мира сего могут позволить себе маленькие радости, на судьбе народа они не скажутся. Но когда президент заявляет, что он привержен ценностям иной цивилизации, причем именно тем ценностям, с которыми культура его страны на протяжении четырех веков была в конфликте, это проясняет очень многое. Представьте себе, что президент Ирана вдруг заявил бы, что он привержен ценностям иудаизма …

Прежде чем развернуть смысл этого заявления В.В. Путина, скажу сразу, что непрерывные исследования взглядов населения РФ отечественными и зарубежными социологами показали, что поворота к либеральным ценностям в нашем массовом сознании не произошло . Даже «новые русские», которые самим своим названием хотят сообщить, что они уже другие, что они отряхнули прах старых русских ценностей и стали «как на Западе», в глазах западных либералов выглядят дикарями, только разбогатевшими (каким-то сомнительным образом).

Те надежды, которые возлагала на поворот к либеральным ценностям "бригада" Горбачёва, были следствием невежества его консультантов с кафедры научного коммунизма. Ценности, то есть представления о добре и зле и о том, как надо жить человеку, входят в "культурное ядро" общества и определяют тип цивилизации. Они обладают исключительной устойчивостью, и в истории ещё не было случая, чтобы властям удалось политическими средствами заставить народ сменить его главные традиционные ценности на иные.

Надо сказать, что такую задачу в истории ставили себе только колониальные власти Запада в их программе вестернизации других народов. Эта программа провалилась, хотя целый ряд слабых культур она разрушила. При этом народы, лишившиеся своих культур, не превратились, например, в англосаксов, только смуглых или раскосых. Они просто угасли, исчезли с лица земли, как индейцы в США или аборигены Австралии. А сильные культуры, даже многое переняв у Запада, сохранили свои устои и ценности — индусы остались индусами, китайцы — китайцами, арабы — арабами.

На Западе либеральные ценности возникли в ходе катастрофической религиозной революции, получившей название Реформации. Какого масштаба это была катастрофа, видно из того, что Германия в её ходе потеряла 2/3 населения. Основанное на либеральных ценностях социально-философское учение, излагающее принципы "правильного" общественного строя и получившее название либерализм, в наиболее полном виде сложилось в Англии, а в самом чистом виде воплотилось в США, где меньше было влияние традиций. Там либеральные ценности можно было утверждать на чистой площадке, расчищенной от местного населения.

Россия со времён Ивана Грозного (когда на Западе как раз заполыхала Реформация) и до наших дней не была либеральным государством. Россия — многонациональная цивилизация, ядро которой составляет русский народ с очень ясными и высокоразвитыми представлениями о мире и человеке, о добре и зле. Русский образованный слой имел представление о западных взглядах и, можно сказать, находился в непрерывной дискуссии с либерализмом. В XIX веке у нас было влиятельное течение "западников", но и они не претендовали на то, чтобы русские сменили свои главные ценности на либеральные. Они лишь стремились, чтобы Россия как цивилизация теснее сблизилась с Западом, чтобы перенять его достижения.

Единственной либеральной партией в России были начиная с 1905 г. конституционные демократы (кадеты). Их утопические планы предусматривали установление в России буржуазно-либерального государства западного типа. Они с помощью западных наставников возродили в России политическое масонство и стали главными организаторами свержения монархии в феврале 1917 г. Но практически все сословия России, за исключением части буржуазии, отвергли их проект. Зеркалом русской революции был выразитель крестьянского мироощущения Лев Толстой, а не кадеты. Либеральная государственность в России начала XX века оказалась мертворождённой, и Временное правительство сменила Советская власть, сохранившая важный принцип соборности: "Вся власть Советам!" Важная либеральная ценность — разделение властей — не привилась. Её и сейчас не видно.

Таким образом, вот главное основание для раскола и кризиса в России: правящий слой пытается перестроить всё бытие России в соответствии с либеральными ценностями, а подавляющее большинство населения этих ценностей не принимает и продолжает следовать своим ценностям, которые сложились за много веков .

Попытка переделать Россию по англо-саксонскому образцу настолько нелепа и утопична, что многие не верят в её искренность и думают, что это просто маскировка для создания общего хаоса, чтобы выловить всю рыбу в мутной воде . Но для нашей судьбы в принципе неважно, ломают устои России под знаменем либерализма искренне или ради воровства. Главное, что никаких шансов успешно завершить эту "реформу" нет. Не было в истории случая, чтобы успешно прошла реформа, противоречащая главным ценностям народа и изменяющая само ядро его культуры. Не было такого случая, и сейчас не будет.

Свою приверженность ценностям иной культуры и цивилизации наши реформаторы оправдывают тем, что якобы либерализм — высшее достижение всей мировой культуры, что он основан на общечеловеческих ценностях и отвечает "естественным" потребностям человека. А Россия, мол, уклонилась от столбовой дороги цивилизации, и теперь ей приходится расплачиваться за свою ошибку и навёрстывать упущенное через болезненные реформы.

Либерализм не несёт в себе никаких общечеловеческих "естественных" ценностей и не может предложить какой-то универсальной модели жизнеустройства для всего человечества . Либерализм — очень специфическая, неповторимая культура, которая сложилась в англо-саксонской части Запада. Более того, даже в этой части жители разных стран вовсе не привержены каким-то "ценностям либерализма", они просто любят свои конкретные страны, свою культуру и своих предков. Англичане любят Англию не за либеральные ценности. Французы и немцы, тоже называющие свои страны либеральными (это сегодня выгодно), недолюбливают Англию, родину либерализма.

Мы уж не будем затрагивать тут и другую важную сторону дела: на самом Западе либеральные ценности (прежде всего, индивидуализм) потерпели сокрушительное поражение, породив, в припадке отчаяния, неолиберализм — тупое фундаменталистское течение, разрушающее само либеральное общество . Допустим, хотя это абсурдное предположение, что В.В. Путин уважает не реальные современные ценности неолиберализма, представленные Рейганом и Тэтчер, а "седое предание" либерализма — философов типа Адама Смита, Гоббса и Локка.

Можно уважать англичан, их культуру, их либеральных философов и пр. Я, скажем, их уважаю, но сама идея стать приверженцем их ценностей мне кажется дикой и нелепой. Ценности — самая потаённая, даже святая часть национальной культуры. Глупо спорить о том, лучше или хуже наши русские ценности, чем либеральные. Они наши . Они для нас прекрасны, как прекрасна для человека его любимая и любящая родная мать.

Бывает, что страну постигает несчастье — к верховной власти приходит человек, который, оказывается чужд ценностям ее культуры. Душа у него не лежит, нет у нее любви к отеческим гробам, ее тянет к иным ценностям, например, либеральным. Бывает и в семье такое несчастье — сын страдает оттого, что родился у своего отца с матерью, а не у богатых соседей. Но почти никогда такие мечты и приверженности не высказывают вслух. Не принято это. Но времена меняются, и мы такое слышим от президента. Наверное, либеральные гориллы, на время возомнившие себя мировыми жандармами, зажали нашего президента в угол. Только на это осталась слабая надежда, чтобы оправдать его откровение.

1. НОВАЯ УТОПИЯ ИЛИ НОВАЯ РЕАЛЬНОСТЬ? (НЕКОТОРЫЕ ИСХОДНЫЕ ГИПОТЕЗЫ)

После того, как люди, считающиеся либеральными реформаторами, проиграли парламентские выборы -либеральному демократу- Жириновскому и вынуждены были покинуть правительство, вопрос о судьбе либерализма в России стал еще более запутанным. Готова ли страна если и не сразу принять, то хотя бы развиваться в направлении, ведущем к созданию экономической системы, основанной на частной собственности и независимой от государства экономической деятельности, и системы политической, учитывающей и законодательно гарантирующей как права большинства, так и права меньшинства, способной сочетать признание множественности и разнонаправленности интересов с обеспечением общественной стабильности и безопасности?

Если вспомнить, что выборам предшествовали неконституционный роспуск Верховного Совета и штурм здания, в котором он размещался, возникают серьезные сомнения в способности российских политических элит находить выход из политических кризисов, не переступая при этом границу конституционной законности. И общество не нашло в себе ни сил, ни отчетливо выраженного желания воспрепятствовать этому, как ранее не проявило достаточной воли для пресечения конфликта властей, приобретшего недопустимые для уважающего себя государства формы.

Но, с другой стороны, ведь общество и не дало втянуть себя в конфликт, не позволило расколоть себя, а его политически активная часть, вопреки обнаружившейся осенью неукорененности принципов парламентаризма и конституционности, пришла на парламентские выборы и большинством голосов высказалась на рефере-думе в поддержку новой Конституции. Так, может быть, в современном российском обществе существуют запасы терпимости, толерантности, уважения к законности (а это и есть предрасположенность к либерализму), гораздо более значительные, чем можно судить, наблюдая за событиями на политической сцене?

Во всяком случае, еще в 1990 г. авторы крупного советско-американского проекта, посвященного изучению политического сознания россиян, пришли к выводу о "наличии среди советских граждан широкой поддержки демократических ценностей, значительно даже большей, чем они первоначально предполагал и..." (). А по некоторым ключевым показателям (поддержка идеи прав человека, принципа альтернативности выборов и др.) либерально-демократическая ориентированность россиян вполне соответствовала "западным стандартам".

Легче всего, конечно, сказать, что это еще никакой не либерализм, а первичная и очень поверхностная реакция на коммунистический тоталитаризм, что дальнейшее развитие может пойти совсем в ином направлении, что и показали выборы 12 декабря. Но то, что партия Жириновского, выигравшая их, не только не отказывалась во время избирательной кампании от либеральной идеологии, а постоянно подчеркивала свою приверженность ей (даже самый экстремистский программный тезис ЛДПР о восстановлении России в границах СССР обосновывался с помощью либеральной идеи о защите прав меньшинств, одним из которых оказались русские в бывших советских республиках), уже одно это наводит на мысль, что в сознании российских граждан имеются разные пласты ценностей и что на вопрос о предпосылках либерализма нельзя ответить однозначными "да" или "нет". Более того, на него вообще нельзя ответить без предварительного целенаправленного изучения эволюции реального сознания постсоветского человека.

Судя по тому, что происходит на политической поверхности, в российском обществе налицо глубокий конфликт ценностей, не сводимый к конфликту экономических интересов. Можно предположить, что этот конфликт существует и развивается не только между "традиционно советским" и либеральным типами сознания, но и между разными версиями самого либерального сознания, а также между ними и некоторыми оригинальными - не либеральными, но и не "традиционно советскими" - мировоззренческими установками. Можно предположить также, что развитие политической культуры различных социальных групп российского общества не просто неравномерно, но - в относительно короткой перспективе - и разнонаправленно. Можно предположить, наконец, что идеологическое освоение элементов либерального мировоззрения не всегда сопровождается соответствующим политическим поведением и что само это освоение часто сводится к овладению модным жаргоном, не сопровождающемся содержательными сдвигами в сознании и, соответственно, принципиальным переосмыслением действительности и своего отношения к ней.

Справедливость или несправедливость этих и других предположений, как это всегда бывает, установит лишь время. Но уже сейчас можно попытаться проверить их и составить более точное, чем то, которое мы на сегодня имеем, представление о происходящих в общественном сознании процессах. Эту работу Фонд "Общественное мнение " начал уже давно (). Однако лишь осенью прошлого года была предпринята попытка специального изучения вопроса о предрасположенности россиян к восприятию либеральных ценностей.

Во-первых, мы попробовали хотя бы в первом приближении определить, какие ценности - "либеральные" или "социалистические" - больше всего актуализированы в сознании различных групп населения и как они соотносятся друг с другом ().

Во-вторых, была выделена группа, представители которой идентифицируют себя с либерализмом. Рассмотрение особенностей экономических и политических ориентаций данной группы позволило выявить как специфические черты именно российского либерального (точнее - считающего себя таковым) массового сознания, так и его глубокую внутреннюю противоречивость. Наконец, в-третьих, мы решили выяснить, как понимают россияне такие понятия, как свобода, равенство, толерантность (терпимость), частная собственность, государство, справедливость и прогресс - ключевые для характеристики любого мировоззрения, в том числе и либерального. Прежде чем перейти к изложению результатов исследования, хотелось бы более детально охарактеризовать те исходные гипотезы, которыми мы руководствовались и которые хотели проверить.

1. Либеральные ценности, предполагающие, в частности, готовность к компромиссу, имеют в современной России определенное распространение и играют довольно значимую политическую роль. Иначе трудно объяснить самое главное: почему обществу, переживающему революцию, до сих пор удается избегать катастрофически-неуправляемого развития событий, локализовав конфликты и вооруженные столкновения либо на окраинах, либо на небольшой территории в центре столицы. И это вопреки таким мощнейшим разрушительным факторам, как распад исторической государственности, падение уровня жизни большинства населения, глубочайший мировоззренческий кризис, наконец, невыполнение нынешней властью ни одного из обещаний, относящихся к сфере непосредственных интересов рядового человека (например, заявлений Б.Ельцина о проведении реформ без снижения жизненного уровня граждан или о стабилизации экономики к осени 1992 г.).

Не сбылись прогнозы многих, в том числе серьезных аналитиков, считавших, что распад прежней идеологически сконструированной реальности или, говоря иначе, крах советского официального марксизма при отсутствии либерального мировоззрения неизбежно вернет Россию из идеологически-рационалистического упорядоченного мира, каким он сложился после 1914 г., на "классическое поле истории", где "более древние, более первобытные силы, националистические и религиозные, фундаменталистские и скоро, возможно, мальтузианские (будут) состязаться друг с другом"(). Если добавить к этому, что политически мобилизующие лозунги антитоталитарных преобразований в России (как и в Восточной Европе) оказались близкими или тождественными лозунгам классических буржуазных революций на Западе (народный суверенитет, права и свободы человека, отмена привилегий и т.п.)(), то наша гипотеза о распространении в российском обществе либеральных политических ориентации (или, по крайней мере, близких к ним) не покажется таким уж непомерным преувеличением. Вопрос (и вопрос действительно серьезный) в другом - насколько эти ориентации глубоки, являются ли они лишь идеологией отторжения коммунизма, неизбежно поверхностной и ситуативной, или успели укорениться в ценностном ядре сознания.

2. В настоящее время либеральные ориентации россиян являются, как правило, производными факторов духовно-культурного порядка, а не экономических, включая обладание частной собственностью. Иначе не может и быть: ведь наше общество не производит и не воспроизводит либеральное сознание "объективно", посредством сложившихся "ритуалов" социально-экономического и политического поведения. Сейчас и в обозримом будущем Россия не является и не станет - в структурном и функциональном отношениях - либерально-демократической страной: нет ни сколько-нибудь развитого рынка, ни правового - в строгом смысле слова - государства, ни соответствующих культурных институтов, начиная с системы образования.

Разумеется, и у нас объективные - прежде всего экономические - условия жизни людей будут влиять на формирование либеральных ориентации, открывая для этого большие или меньшие возможности. Но вряд ли можно признать серьезной позицию тех, кто связывает перспективу установления либерально-демократического строя в России исключительно с развитием класса собственников (не говоря уже об утопии превращения в собственников всех граждан).

Влияние экономических условий на формирование либеральных ценностей в обозримом будущем будет проявляться скорее всего не в том, что эти условия создадут некую предрасположенность к восприятию и усвоению таких ценностей, а в том, что от них будет зависеть степень доступности для граждан именно неэкономических, духовно-культурных предпосылок либерального сознания (образование, многообразие и содержательность общественных контактов, необходимость принятия ответственных решений и т.п.). Но если так, то можно предположить, что уровень образования, тип профессиональной деятельности, степень включенности в политическую жизнь должны более явно коррелировать с наличием или отсутствием либеральной ориентации, чем, скажем, тип предприятия, на котором работает респондент (государственное, акционированное или частное), место его жительства или источники и уровень доходов.

Более того, даже если речь идет о частном собственнике, это само по себе никоим образом не означает, что перед нами носитель современного либерального мировоззрения. Собственник, сознание которого враждебно или хотя бы безразлично к идеям политической и нравственной свободы и достоинства личности - не в большей степени либерал, чем представитель любой другой группы, выделенной по чисто экономическому признаку .

3. Сказанное дает основание считать, что в России либеральная ориентация свойственна сегодня прежде всего элитным группам, профессиональная деятельность которых в наибольшей степени предполагает сочетание высокого образования, необходимости принятия ответственных решений, широты и многообразия "связей с людьми", вовлечения (нередко вынужденного) в политику. Разумеется, такая ориентация может обнаруживаться в данных группах лишь в той мере, в какой их представители внутренне освободились от коммунизма, оставили надежды на его реставрацию и ищут иные идеологические, политические и экономические основания для выживания и развития страны, равно как и своего собственного самоутверждения.

Но возможно и другое, внешне прямо противоположное заключение. Скорее всего подобного рода ориентации свойственны не только наиболее развитой части традиционных советских элит, переросшей прежнюю систему отношений, но и выпавшим из нее - по своей или чужой воле - нетрадиционным группам. Мы имеем в виду не только предпринимателей, но и, как ни покажется странным, - безработных.

Представители этих групп меньше, чем кто бы то ни было, могут опереться на устоявшиеся поведенческие и ментальные стереотипы, на привычные схемы социальной адаптации (в данном отношении к ним примыкают учащиеся и студенты). Поэтому можно предположить, что в их восприятии реальности гораздо отчетливее, чем у других, просматривается индивидуалистическая окраска. Но какой это индивидуализм - либеральный или нелиберальный (об их различиях чуть ниже), можно выяснить только в ходе исследования.

Что касается традиционных массовых групп российского общества (рабочих, колхозников и др.), то мы заранее настроили себя на особо осторожный и трезвый подход по отношению к происходящим в их сознании переменам. В частности, мы исходили из того, что кажущийся либерализм многих представителей этих групп, выявленный в ходе многочисленных социологических опросов (здесь достаточно высока доля сторонников частной собственности, углубления реформ и т.п.) чаще всего представляет собой специфический продукт распада советского типа массового сознания: его разложение сопровождается не исчезновением, а, наоборот, усилением некоторых присущих ему особенностей. Внешне же это может выглядеть как их отрицание и превращение в нечто принципиально иное.

Скажем, признание той же частной собственности, ставшей своего рода паролем нашего домашнего либерализма, может не иметь ничего общего с признанием ее как объекта и основы трудовой деятельности: частная собственность в глазах многих лишь дополнительный источник (реальный или символический) потребительских благ и наслаждения. Ничего нового тут, строго говоря, нет: это - хорошо знакомая нам черта советской ментальности (по крайней мере брежневского периода), меняющей - в соответствии с "духом времени" - внешнюю идеологическую окраску.

4. Можно предположить также, что принятие различных конкретных либеральных ценностей не одинаково (т.е. с разной степенью точности) свидетельствует о формировании либерального сознания в посткоммунистической России. Или, говоря иначе, одни ценности больше влияют на этот процесс, обладают в данном отношении более значительным потенциалом, чем другие. Этим мы отнюдь не хотим сказать, что существует некая "объективная", "внеконтекстная" иерархия либеральных ценностей. Мы имеем в виду их разную значимость в конкретной сегодняшней российской среде.

Так, чем выше степень новизны тех или иных ценностей, чем труднее отождествить их с традиционно советскими, чем глубже они успели укорениться в уже сложившихся (или складывающихся) новых формах общественной практики, тем меньше вероятность их поверхностного, чисто "вербального" восприятия. В этом смысле потенциал "свободы", к примеру, должен быть значительно больше потенциала привычного для уха советского человека "равенства", а "частной собственности" (при всех оговорках, которые были сделаны выше) - значительнее, чем "правового государства". Потому что частная собственность успела вплестись в ткань российской социально-экономической действительности глубже, чем право - в ткань политической реальности.

5. И, наконец, последняя гипотеза. Мы исходим из того, что интегрирующими показателями, свидетельствующими о присутствии или отсутствии либеральных ориентации в сознании россиян, являются представления о справедливости и прогрессе. При этом идея справедливости особенно важна уже потому, что, в отличие от идеи прогресса, постоянно актуализируется в сознании и сказывается как на оценках конкретных событий жизни, ее повседневного обыденного протекания, так и на характере общих суждений и умозаключений о ней.

Вопрос о справедливости - это, в конечном счете, вопрос о том, какой тип отношений между людьми, какая организация общества приемлемы для человека и побуждают его исполнять свои обязанности члена этого общества и соблюдать общепринятые нормы, а какие - нет. Социум, принципиально не приемлемый для населения с точки зрения принятых в нем представлений о справедливости, существовать просто не может. Вот почему известный американский философ Дж. Роулс имел все основания определить справедливость как "первое достоинство социальных институтов, подобно тому, как истина - достоинство систем мысли. Какой бы элегантной и экономной ни была теория, она должна быть отвергнута или пересмотрена, если она неистинна; так же законы и институты, сколь угодно эффективные и хорошо устроенные, должны быть отменены или реформированы, если они несправедливы" ().

Если в представлениях о справедливости, которые преобладают в обществе, есть либеральная компонента или они хотя бы совместимы с либерализмом (что это значит, мы скажем ниже), то у такого общества имеется шанс стать либеральным. И наоборот, оно не может таковым стать, если, как советуют некоторые наши либерал-радикалы (например, Г.Бурбулис), приверженцы реформ "откажутся от лицемерной и лживой задачи социально справедливо регулировать отношения между своими гражданами" (). Да, либерализм несовместим с коммунистической (уравнительно-перераспределительной) версией справедливости. Но либерализм несовместим и с отказом от идеи справедливости вообще.

То же самое относится и к пониманию прогресса. Чтобы говорить о готовности или неготовности россиян принять либеральные ценности, совсем нелишне знать, какое общество они считают "хорошим", достойным того, чтобы к нему стремиться. Это особенно важно в переходные эпохи, когда понятие прогресса неизбежно выдвигается на передний план.

Известно, что современный западный либерализм в значительной степени освободился от идеи прогресса как ценности. Но когда Запад переживал свой "переходный период", т.е. период становления и отлаживания механизмов функционирования современного общества, эта идея была для него одной из ключевых. Завершение перехода привело к вытеснению ценности прогресса (развития, преобразования) ценностью стабилизации. Разумеется, проблема стабилизации стоит сегодня и перед нами. Однако это не стабилизация чего-то уже сложившегося и существующего, а создание чего-то качественно нового, способного быть стабильным. Но это "новое" может быть разным. Отсюда и актуальность для нас вопроса о прогрессе, о том, какое стабильное общество видится россиянам "хорошим" и насколько их представления совпадают с ценностями либерализма.

2. 0 ДВУХ ЛИБЕРАЛЬНЫХ И ДВУХ НЕЛИБЕРАЛЬНЫХ ТИПАХ СОЗНАНИЯ ИЛИ НЕСКОЛЬКО СЛОВ О МЕТОДОЛОГИИ ИССЛЕДОВАНИЯ

Чтобы более или менее достоверно судить о том, насколько приживаются либеральные ценности в сознании российского населения в целом и отдельных социальных групп, нужна точка отсчета, нужен какой-то эталон либерализма, с которым можно было бы сопоставлять реальные представления людей. Назовем этот эталон, воспользовавшись известным понятием Макса Вебера, идеальным типом либерального сознания. Особенность такого типа заключается в том, что он фиксирует лишь некоторые наиболее существенные, конституирующие признаки явления (в нашем случае - либерального сознания), но в самом абстрактном, бедном конкретным содержанием виде.

Мы исходим из того, что идеальный тип либерального сознания предполагает признание самоценности индивидуальной свободы, по-разному реализуемой в различных сферах жизни. В отношениях внутри гражданского общества - как равенство в свободе или, что то же самое, свобода равных (никто не может быть свободнее другого). В отношениях личности и государства - как равенство перед законом, гарантирующим не противоречащую ему свободу частной и публичной деятельности. В отношении к различиям, к многообразию общественной жизни - как терпимость ко всему, что само не отрицает терпимость. В экономических отношениях - как признание частной собственности в качестве условия свободного развития человека.

Даже самых общих представлений об эволюции либерального сознания в современном мире, с одной стороны, и реальном сознании посткоммунистического российского общества - с другой, более чем достаточно, чтобы выделить несколько типов сознания, исходя из степени их близости или отдаленности от идеального типа . Первый тип сознания отличается неприятием индивидуальной свободы как самоценности. Если же вопрос о свободе тут все-таки возникает, то она отождествляется с равенством жизненного удела или, говоря иначе, с одинаковостью положения, людей по отношению к центру власти и распределения благ. Это - нелиберальный тип сознания, который можно назвать "традиционно советским". Будучи продуктом всей советской истории, но прежде всего - ее позднего (брежневского) периода, он характеризуется развитым индивидуализмом, но - потребительски-приватного, а не производственного, морального или публично-политического толка. Это - тот самый тип, о котором мы неоднократно говорили в наших предыдущих публикациях в "Полисе": тип частного человека в тоталитарно-коммунистическом обществе, в обществе, где отсутствует частная собственность ().

Людям, принадлежащим к "традиционно советскому" типу, может быть присуща ориентация на коллективизм, но ее сходство с органической доиндустриальной об-щинностью, в том числе и российского образца, чисто внешнее. Глубинной преемственности тут нет. Ведь "коллективизм" в данном случае - это опять-таки не что иное, как специфическая форма уравнительной организации бытия атомизированных и аполитичных (или лишь ритуально политизированных) индивидов.

Что же происходит в сознании людей "традиционно советского" типа в условиях переходного общества? Они могут, идеологически приспосабливаясь к обстановке, демонстрировать принятие тех или иных либеральных ценностей. Они могут акцентировать одни компоненты своего прежнего мировоззрения, приглушая или даже вытесняя другие (например, усиливать потребительскую ориентацию при одновременном ослаблении изначально сопряженной с ней ориентации уравнительной). Они могут, наконец, проявлять специфическую политизированность, выступающую как ответ на наступление альтернативных и явно не "советских" типов сознания и жизненных стилей. В результате возрастает вероятность ренессанса ценностей раннего, "героического" периода советской истории - правда, ренессанса неорганичного, искусственного, т. к. он является не более чем защитной реакцией атомизированных потребителей, сознание которых травмирует не только ущемление интересов, но и разрушение привычного жизненного уклада. И, как следствие - и этого разрушения, и искусственности этой реакции на него - трансформация "героического" коммунизма в "героический" национализм. Такая транссрормация уже достаточно заметно обнаруживает себя на политической поверхности и, разумеется, заслуживает самого пристального внимания. Однако "традиционно советский" тип сознания и его современные модификации будут интересовать нас лишь в той мере, в какой они противостоят либерализму или имитируют его.

Второй тип сознания предполагает признание ценности индивидуальной свободы. Но она понимается исключительно как свобода реализации собственного интереса, ограниченная не правом, а силой других людей или обстоятельств. По существу, речь здесь идет не об индивидуальной свободе, а об индивидуальном произволе.

По ряду признаков, прежде всего экономического порядка (частная собственность признается безоговорочно), этот тип сознания похож на один из подтипов либерального сознания, о котором пойдет речь ниже. Но другим критериям, зафиксированным в идеальном типе, он не отвечает и, соответственно, лишен минимального набора свойств, присущих либеральному сознанию и отличающих его от нелиберального. Назовем этот тип "нелиберальным индивидуализмом". Внешне он представляет собой полную противоположность "традиционно советскому" типу сознания, его безусловное и категорическое отрицание. На самом же деле перед нами лишь одна из трансформаций (правда, весьма основательная) "традиционно советского" типа, о возможности которой мы уже вскользь упоминали. А именно - резкое усиление потребительских акцентов при столь же резком освобождении от уравнительных.

Этот тип сознания и его эволюция чрезвычайно важны с точки зрения перспектив начавшихся в России рыночных реформ. Одно дело, если он будет эволюционировать в направлении либерализма, хотя никто не может сегодня сказать, способны ли его носители выбрать подобный маршрут. И совсем другое дело, если он будет развиваться, как говорится, на своей собственной основе. Тогда мы обречены на десятилетия криминального беспредела. Вот почему "нелиберальный индивидуализм" требует самого серьезного отношения.

И, наконец, либеральный тип сознания. Его можно подразделить на два подтипа - "экономически либеральный" и "социал-либеральный" . В дальнейшем для удобства изложения мы будем рассматривать их как два самостоятельных типа, но читателя просим не забывать об их "парадигмическом" сродстве.

Основное различие между этими типами можно проиллюстрировать, используя афористические формулировки классиков либеральной мысли. По определению Л. фон Мизеса (он представляет, если пользоваться нашим разграничением, либерализм "экономический"), "программа либерализма... если ее сконденсировать в одном слове, будет читаться: собственность..." ().

Внешне это действительно напоминает то, что мы назвали "нелиберальным индивидуализмом". Но - только внешне. Дело в том, что у Мизеса все остальные либеральные ценности (политическая и гражданская свобода, толерантность и др.), хотя и не стоят в одном ряду с частной собственностью, но с необходимостью из нее вытекают (). Между принципом частной собственности (при последовательной его реализации) и всеми остальными правами и свободами человека нет и не может возникнуть никаких противоречий, так сказать, по определению: частная собственность оправдана и целесообразна, исходя не из частных, а из общего интереса либерального общества (). Что же касается "нелиберального индивидуализма", то он не только допускает возможность таких противоречий, но и легко примиряется с ними. В этом и заключается едва ли не основное проявление его нелиберальности.

Теперь - о "социал-либерализме". Его суть и его принципиальное отличие от "экономического либерализма" хорошо просматривается в словах Б.Кроче. "...Если свободе, - пишет он, - приходится выбирать, то она должна быть полностью независима от экономического предрассудка; она должна иметь смелость принять средства социального прогресса, которые кажутся и, возможно, являются очень разнообразными и противоречивыми". Именно поэтому "необходимо разорвать несчастливую ассоциацию "либерализма" как морального или этико-политического принципа с laissez-faire как одним из возможных типов экономического порядка" ().

Иначе говоря, ""социал-либерализм" отдает приоритет не частной собственности, а свободе, допуская при этом возможность ее конфликта с другими ценностями. Подобный конфликт должен разрешаться исключительно в пользу свободы. Интересно, что данная версия либерализма для осуществления и развития свободы предполагает - соответственно обстоятельствам места и времени - использование различных средств. Между тем для либерализма "экономического" частная собственность, занимающая верхнюю строку на шкале ценностей, одновременно выступает универсальным средством практической реализации любых других ценностей.

И, наконец, между двумя версиями либерализма обнаруживаются достаточно тонкие различия, касающиеся самого содержания отдельных ценностей и пересечений их смыслов. Возьмем, к примеру, свободу и равенство. В глазах "экономического либерала" равенство ценно лишь постольку, поскольку оно выступает условием осуществления свободы, что в данном случае означает прежде всего свободу собственности. Поэтому "экономическому либералу" близка мысль о равенстве перед законом (и как юридической нормой, и как законом функционирования рыночной экономики). Однако любые дополнения к такому - минимально либеральному - толкованию равенства отвергаются.

Конечно, с подобной интерпретацией равенства, отвечающей духу либерального сознания, вряд ли будет спорить и "социал-либерал". Не соблазнится он и корректировкой ее в духе уравнительности. Но он видит проблему там, где "экономический либерал" ее не усматривает и усматривать не хочет. Суть же этой проблемы заключается в том, что практическое обеспечение "минимального" равенства требует условий и средств, не вытекающих из его содержания. Говоря проще, стоя на позиции "минимального" равенства, само это "минимальное" равенство нельзя обеспечить. Хрестоматийный пример: равенство перед рынком предполагает равенство стартовых условий каждого нового поколения. Однако законами рынка это вовсе не предусматривается, более того, они, как известно, способствуют не ослаблению, а углублению неравенства от поколения к поколению. Чтобы снять или хотя бы смягчить данное противоречие, "социал-либерализм" дополняет формулу, вытекающую из "минимальной" версии равенства (формулу: "карьеры, открытые для талантов"), требованием равных стартовых возможностей для выявления и раскрытия талантов. На практическом языке это означает осуществление соответствующих программ в сферах образования, здравоохранения, социального обеспечения.

С другой стороны, "социал-либерал" ценит равенство не просто и не только как условие осуществления свободы. Оно обладает для него и определенным самостоятельным значением, т. к. в его представлении расширение зоны равенства - это - в тенденции - одновременно и расширение объема и обогащение содержания свободы. Он считает необходимым именно развитие сфер и оснований равенства, а не их сужение и редукцию к границам, доступным наименее продвинутым - социально и культурно - слоям данного общества . "Экономический" же либерал, тоже не желая ориентироваться на эти слои, озабочен лишь тем, чтобы защитить себя и свое мировоззрение от свойственного им толкования равенства. Никакой другой проблемы он здесь не усматривает вообще. Поэтому не будет очень уж большим преувеличением вывод о том, что содержательный пафос этой позиции, если говорить о развитых странах, обращен или в настоящее (противостояние уравнительности) или в прошлое (преодоление средневековых сословных привилегий), но - не в будущее.

Что касается России, выходящей из эпохи коммунистической уравнительности и коммунистических привилегий, то здесь, разумеется, дело обстоит иначе: ведь в ней пока остается открытым вопрос о ближайшем будущем не только того или иного варианта либерализма, но и либерализма вообще. Вместе с тем, как увидит читатель, полученные нами данные позволяют выказать на сей счет некоторые предположения.

Из сказанного следует, что "социал-либеральное" сознание ориентируется на распространение принципа равенства за пределы сфер и оснований, очерченных "эталонным" идеальным типом либерального сознания, и - одновременно - не ставит под сомнение сам этот эталон, т. к. предполагается, что развитие равенства не подрывает исторически завоеванные позиции свободы.

Таковы теоретико-методологические предпосылки, которыми мы руководствовались, разрабатывая программу исследования и обрабатывая затем его результаты. Но прежде чем перейти к их изложению, хотим оговориться: мы можем представить лишь некоторые из этих результатов, те, которые кажутся нам наиболее существенными для понимания характера и эволюции политического сознания и политической культуры россиян. Более того, отдельные темы (например, касающиеся зависимости позиций респондентов от половозрастных, социально-демографических и некоторых других характеристик) мы сможем затронуть лишь походя. Это связано не только с обширностью полученного материала, но и с тем, что его отбор осуществлялся нами под углом зрения высказанных выше исходных гипотез и методологических установок. Можем лишь заверить читателя, что материал, не вошедший в текст, эти гипотезы и установки не разрушает.

3. МЕЖДУ "ТРУДОМ" И "СВОБОДОЙ"?

Изложение результатов исследования мы начнем не с анализа представлений граждан России о тех или иных либеральных ценностях, не с того, как они их понимают, а с вопроса о том, насколько актуализированы в сознании различные ценности, насколько ассоциируются они с политической и житейской повседневностью, со злобой дня. Посмотрим, что происходит на поверхности сознания, что в нем уже реально проявилось, не задаваясь пока вопросом о том, к чему оно способно или неспособно потенциально.

Чтобы ответить на интересующий нас вопрос, воспользуемся данными, с которыми читатель уже знаком по публикации в предыдущем номере "Полиса", - данными о том, как воспринимает население России те или иные жизненные ценности (). Причем, нас будут интересовать не только семь ключевых ценностей, о которых было заявлено выше (свобода, равенство, терпимость, государство, собственность, справедливость и прогресс), но и некоторые другие.

Во-первых, потому, что в списке ценностей у нас не было государства. Но там были слова, характеризующие некоторые его функции ("законность", "безопасность"), тип политического режима ("демократия"), а также его традиционный для России образ ("держава"). Это было сделано специально: учитывая особую и не всегда осознаваемую роль государства в истории России, хотелось избежать случайностей при определении его места в иерархии актуальных ценностей.

Во-вторых, реальное содержание либеральных ценностей в сознании наших граждан и их реальная динамика просматриваются гораздо отчетливее при сопоставлении их восприятия с восприятием традиционно советских ценностей, противостоящих им, а также некоторых других, образующих тот фон, на котором смысл этого противостояния проступает рельефнее и ярче. В частности, мы остановимся на отношении к ценностям, выраженным словами "труд" (его рейтинг, как увидим, очень важен для понимания глубины укорененности современного массового сознания в коммунистическом прошлом) и "профессионализм" (оно фиксирует - в первом приближении - степень деидеологизации и, соответственно, рационализации сознания, включая представления о роли и месте того же труда). Небезынтересной кажется нам и реакция на слова "духовность" (т.к., по мнению некоторых аналитиков, в современных дискуссиях "выявляется противопоставление свободы - духовности" (), "достоинство" (т.к. без идеи личного достоинства либеральная идея независимости личности от государства теряет нравственный, а следовательно, и либеральный смысл), и. наконец, "семья" и "достаток" - соотнесение их с либеральными ценностями поможет понять, наполняется ли частная жизнь постсоветского человека либеральным содержанием или, наоборот, отторгает его.

Вот как выглядит соотношение этих ценностей в различных социальных группах.

Может, правда, показаться, что несмотря на низкий статус собственности, терпимости, достоинства, какое-то положительное содержание свободы все же просматривается. Просматривается же оно не столько в экономических, социальных, политических или моральных ориентациях, сколько в некой духовно-культурной устремленности в самом общем, абстрактном, идеально-отвлеченном ее понимании. Бесспорно, например, что в сознании россиян свобода смыкается с духовностью - вопреки тому, что в некоторых интеллектуальных кругах эти ценности рассматриваются как антагонисты: первая преимущественно как "западная", а вторая - как "самобытная". В глазах тех, для кого духовность является ценностью, она не выступает символом приверженности исключительно национальной религиозно-православной традиции (в отличие от свободы, как символа слишком резкого от нее отталкивания). Похоже, обе ценности воспринимаются как противостоящие ценностям "традиционно советским" и в этом смысле друг друга дополняющие . Но если наше предположение верно, то это означает, что в нынешних условиях духовность, как и свобода, - ценность прежде всего отрицательная, свидетельствующая больше об сталкивании от старого содержания, нежели об утверждении нового.

Положительное же содержание свободы (и духовности тоже), если и можно обрести, то не в результате увеличения силы отталкивания от несвободы, а в результате укоренения в пространстве свободы того наследства, которое оставлено нам советской эпохой. В этом смысле гораздо важнее выделить не те ценности, которые дополняют свободу, а те, которые противоречат ей. Вся проблема и вся суть дела в том-то и заключается, насколько органично это противоречие, насколько разные стороны его способны к мирному сосуществованию и взаиморазвитию, не переходя ту грань, за которой начинается борьба на уничтожение, т.е. до полной и окончательной победы одной из сторон.

Свои соображения о том, как может развиваться этот процесс, мы выскажем в заключительной части нашей работы. Пока же отметим, что сегодня свобода противостоит справедливости. Эта ценность, по природе своей совсем не чуждая либерализму, используется как идеологический щит прежде всего носителями "традиционно советских" ценностей (самый высокий рейтинг - среди пенсионеров и колхозников) и, как мы уже отмечали, более сдержанно воспринимается в группах, противостоящих им (самый низкий рейтинг справедливости - среди предпринимателей).

Другое принципиальное размежевание происходит по линии "свобода - труд", о чем также уже упоминалось в предыдущем номере журнала. Если высокий рейтинг свободы - это результат разгосударствления личности, начавшегося в брежневскую

Это не значит, что свобода и труд выступают в сознании исключительно как I ценности-антагонисты: нередко они примиряются (идеал "свободного труда") , но это примирение не сопровождается сколько-нибудь масштабным практическим воплощением и закреплением в нынешней социально-экономической реальности, a потому и не может быть прочным и долговечным. Косвенным подтверждением противостояния труда и свободы (причем именно как разных ценностей) может служить тот факт, что первый привлекательнее всего выглядит в глазах пенсионеров, т.е. тех, кто сам уже не трудится, а вторая менее всего привлекает... тоже пенсионеров. Если добавить, что самый низкий рейтинг труда мы обнаруживаем у предпринимателей, среди которых рейтинг свободы наивысший, то вывод о том, что по линии "труд-свобода" наблюдается противостояние "традиционно советского" и других, в том числе либеральных, типов ценностей, не покажется преувеличением.

Высокий статус труда - это сохраняющаяся в широких кругах российского общества сознательная или бессознательно-инерционная ориентация на огосударствленную социально-экономическую сферу или, если угодно, на огосударствленное гражданское общество. Труд - это как бы посредник между семьей, частной жизнью, идеологически и политически отделившейся от государства, и - все тем же государством, отделиться от которого экономически и социально оказалось несравнимо труднее. Труд по-прежнему воспринимается многими как гарантированный источник выживания и достатка, как своего рода субстанция, лишенная каких-либо качественных характеристик и их не предполагающая.

К сожалению, у нас нет возможности подробно останавливаться на особенностях восприятия труда в советской и - шире - российской национальной культуре. Здесь достаточно отметить, что проблема качества труда (и его результатов) оказалась у нас - за пределами того, что производится для себя или реализуется при непосредственном контакте с потребителем - так и не разрешенной. Если же временами она решалась и в условиях индустриального производства, то лишь в отдельных хозяйственных укладах и благодаря использованию чрезвычайных средств и механизмов (самый выразительный пример: искусственная милитаризация экономики в сталинскую эпоху). При этом трудовой процесс приобретал идеологически-символическую, даже героическую окраску и мог сопровождаться органическим внутренним напряжением и воодушевлением отдельных категорий работников с сопутствующим этому пафосом бескорыстия и безвозмездности. Но длительное поддержание такой обстановки невозможно, а без нее труд, лишенный повседневных неэкстремальных стимулов, превращается в то, во что он постепенно у нас и превратился, а именно - гарантированный источник удовлетворения скудного набора основных потребностей и тем самым - в одну из главных опор государственной власти.

Труд, таким образом, - это та точка, где до сих пор соединяются у нас личность и государство, а высокий статус труда - это проявление их сохраняющейся неотделимости друг от друга в сознании многих людей. Тут не столько даже инстинктивная защита от будущей безработицы (безработные, кстати, в этом отношении не отличаются от работающих), а именно признание за государством роли работодателя - пусть не монопольного, как раньше, но по-прежнему основного.

Эта сохраняющаяся ценность труда ничего общего не имеет с некоторыми официальными советскими ценностями, которые пытаются порой реанимировать и романтизировать, - скажем, с "коллективизмом". Рейтинг последнего близок к нулю во всех социальных группах. Речь идет именно о государственно организованном труде , который в "героическую" эпоху требует "коллективизма", а в негероическую - вполне сочетается с особым потребительским индивидуализмом советского и постсоветского частного человека.

Если наши соображения и предположения справедливы, то можно с уверенностью утверждать: главной проблемой, с которой столкнется "социал-либерализм" в России, будет именно проблема труда и его соединения со свободой. Колоссальная трудность такого соединения заключается в том, что эти две ценности, строго говоря, несоединимы: ведь свобода означает не что иное, как освобождение от труда в том его понимании, в каком он у нас продолжает существовать. Как сделать это (и можно ли сделать) постепенно, эволюционно, безопасно для всех и к

Несколько лет назад Всероссийский центр изучения мнения общественности провел опрос населения, главным вопросом которого был: «Что такое либерализм, и кто такой либерал?». Большую часть участников данный вопрос ввел в заблуждение, 56 % не смогли дать исчерпывающий ответ . Опрос был проведен в 2012 году, скорее всего, на сегодняшний день ситуация вряд ли поменялась к лучшему. Поэтому сейчас в данной статье мы кратко рассмотрим понятие либерализма и все его основные аспекты для просвещения российской аудитории.

Вконтакте

О понятии

Существует несколько определений, описывающих понятие этой идеологии. Либерализм – это:

• политическое течение или идеология, объединяющая поклонников демократии и парламентаризма ;
• мировоззрение, которое свойственно промышленным , отстаивающим свои права политического характера, а также предпринимательскую свободу;
• вобравшая в себя философские и политические идеи теория, которая появилась в Западной Европе в 18 веке;
• первым значением понятия было вольнодумство;
• толерантность и терпимость неприемлемых поступков.

Все эти определения можно смело отнести к либерализму, но основным является то, что этот термин обозначает идеологию, затрагивающую устройство и государства. С латыни либерализм переводится как свобода. Действительно ли на свободе выстроены все функции и аспекты данного течения?

Свобода или ограничение

Либеральное движение включает в себя такие ключевые понятия, как общественное благо, свобода личности и равенство людей в рамках политики и . Какие либеральные ценности пропагандирует данная идеология?

1. Общее благо. Если государство защищает права и свободу личности, а также оберегает народ от различных угроз и контролирует соблюдение исполнение законов, то такое устройство общества можно назвать разумным.
2. Равенство. Многие кричат о том, что все люди равны, хотя очевидно, что это совершенно не так. Мы отличаемся друг от друга по разным аспектам: интеллект, социальный статус, физические данные, национальность и так далее. Но либералы подразумевают равенство в возможностях человека . Если личность хочет чего-то добиться в жизни, никто не вправе помешать этому на основании расовой принадлежности, социальной и прочих моментов. Принцип таков, что, если ты будешь прилагать усилия, ты достигнешь большего.
3. Естественные права. Британские мыслители Локк и Гоббс пришли к идее принадлежности человеку трех прав с самого рождения: на жизнь, на собственность и на счастье. Растолковать это для многих не составит труда: никто не имеет права забирать у человека жизнь (только государство за определенные проступки), собственность рассматривается как личное право владения чем-либо, а право на счастье и есть та самая свобода выбора.

Важно! Что такое либерализация? Существует и такое понятие, которое означает расширение гражданских свобод и прав в рамках экономической, политической, культурной и социальной жизни, также это процесс, когда экономика избавляется от влияния государства.

Принципы либеральной идеологии:

• нет ничего ценнее, чем человеческая жизнь ;
• все люди в этом мире равны;
• каждый имеет свои неотъемлемые права;
• личность и ее потребности ценнее общества в целом;
• государство возникает по общему согласию;
• законы и государственные ценности человек формирует самостоятельно;
• государство ответственно перед человеком, человек в свою очередь - перед государством;
• власть должна быть разделена, принцип организации жизни в государстве на основе конституции;
• только на честных выборах может избираться правительство;
• гуманистические идеалы.

Эти принципы либерализма сформулировали в 18 веке английские философы и мыслители. Многие из них так и не воплотились в жизнь. Большинство из них похоже на утопию, к которой так яро стремится человечество, но никак не может достичь.

Важно! Либеральная идеология могла бы стать спасательным кругом для многих стран, но всегда будут существовать какие-либо «подводные камни», мешающие развитию.

Основатели идеологии

Что такое либерализм? В то время его каждый мыслитель понимал по-своему. Эта идеология вобрала в себя совершенно разные идеи и мнения мыслителей того времени.

Понятно, что некоторые из концепций могут противоречить друг другу, но суть остается та же.

Основоположниками либерализма можно считать английских ученых Дж. Локка и Т. Гоббса (18 век) наряду с французским писателем эпохи Просвещения Шарлем Монтескье, который был первым, кто задумался и высказал свое мнение о свободе человека во всех сферах его деятельности.

Локк положил начало существованию правового либерализма и заявлял, что только в том обществе, в котором все граждане свободны, может быть стабильность.

Изначальная теория либерализма

Последователи классического либерализма в большей мере отдавали предпочтение и уделяли больше внимания «индивидуальной свободе» человека. Концепция этого понятия выражается в том, что личность не должна подчиняться ни обществу, ни социальным порядкам. Независимость и равенство - вот те главные ступени, на которых стояла вся либеральная идеология. Под словом «свобода» тогда понималось неимение различных запретов, лимитов или вето на осуществление действий личностью, учитывая общепринятые правила и законы государства. То есть, та свобода, которая не шла бы наперекор установленных догм.

Как считали основатели либерального движения, правительство должно гарантировать равенство между всеми его гражданами, но о своем материальном положении и статусе человек уже должен был заботиться самостоятельно. Ограничение сферы деятельности правительственной власти было тем, что либерализм пытался в свою очередь добиться. По теории, единственное, чем должно было обеспечивать государство своих граждан - это безопасность и охрана порядка. То есть либералы пытались повлиять на сведение до минимума всех его функций. Существование общества и власти могло быть лишь при условии их общего подчинения законам в рамках государства.

О том, что классическому либерализму все-таки быть, стало понятно, когда в 1929 году в Соединенных Штатах возник страшный экономический кризис. Его последствиями стали десятки тысяч обанкротившихся банков, смерть множества людей от голода и прочие ужасы экономического спада государства.

Экономический либерализм

Основной концепцией данного течения была идея равенства между экономическими законами и природными. Вмешательство государственной власти в эти законы было запрещено. Адам Смит – основатель этого течения и его основных принципов:

• для толчка экономического развития нужна личная заинтересованность;
• государственное регулирование и существование монополий вредит экономике;
• росту экономики нужно способствовать незаметно. То есть правительство не должно вмешиваться в процесс появления новых учреждений. Предприятия и поставщики, действующие в интересах дохода и в рамках системы рынка, незаметно направляет «невидимая рука». Все это является залогом грамотного удовлетворения потребностей социума.

Неолиберализм

Данное направление было сформировано в XIX веке и подразумевает собой новую тенденцию в , которая заключается в полном невмешательстве правительства в торговые отношения между его субъектами.

Главными принципами неолиберализма являются конституционализм и равенство между всеми членами социума в стране.

Признаки данного течения: власть должна способствовать саморегулированию экономике на рынке, а процесс перераспределения финансов прежде всего должен принимать во внимание слои населения с низким уровнем дохода.

Неолиберализм не выступает против государственного регулирования экономики, в то время как классический либерализм это отрицает. Но в процесс регулирования должны входить только свободный рынок и конкурентоспособность субъектов для залога экономического роста наряду с социальной справедливостью. Главная идея неолиберализма – поддержка внешнеторговой политики и внутренней торговли для повышения валового дохода государства, то есть протекционизма.

У всех политических концепций и философских движений есть свои особенности, и неолиберализм не стал исключением:

• необходимость государственного вмешательства в экономику. Рынок должен быть защищен от возможного появления монополий, а конкурентоспособная среда и свобода обеспечены;
• протекция принципов и справедливости. Все граждане должны быть задействованы в политических процессах для поддержания нужной демократической «погоды»;
• правительству следует поддерживать существование разных экономических программ, связанных с финансовой поддержкой социальных слоев с маленьким доходом.

Вкратце о либерализме

Почему в России искажают понятие либерализма

Вывод

Теперь вопрос: «Что такое либерализм?» больше не вызовет у опрашиваемых диссонанс. Ведь понимание свободы и равенства просто преподносится под другими терминами, имеющими свои принципы и концепции, затрагивающие разные сферы государственного устройства, но остающимися неизменными в одном – только тогда государство будет процветать, когда перестанет во многом ограничивать своих граждан.