В декабре 1900 года вышел из печати первый номер социал-демократической газеты «Искра» в нем была опубликована статья В.И. Ленина «Китайский вопрос». В этой статье писалось: «Одно за другим, европейские правительства так усердно принялись грабить, то бишь арендовать китайские земли, что недаром поднялись толки о разделе Китая… Но они начали раздел не открыто, а исподтишка, как воры. Они принялись обкрадывать Китай, как крадут с мертвеца, а когда этот мнимый мертвец попробовал оказать сопротивление, — они бросились на него, как дикие звери…

Эту политику грабежа давно уже ведут по отношению к Китаю буржуазные правительства Европы, а теперь к ней присоединилось и русское самодержавное правительство. Принято называть эту политику грабежа колониальной политикой. Всякая страна с быстро развивающейся капиталистической промышленностью очень скоро приходит к поискам колоний…

Ради наживы кучки капиталистов буржуазные правительства вели бесконечные войны… Вспомните восстания индийских туземцев против Англии и голод в Индии или теперешнюю войну англичан с бурами…»

И далее говорилось о непомерно больших военных расходах. «И эти бешеные деньги бросает правительство, которое бесконечно урезывало пособия голодающим крестьянам, торгуясь из-за каждой копейки, которое не находит денег на народное образование, которое, как любой кулак, выжимает соки из рабочих на казенных заводах, из мелких служащих…». В общем, все как у демократов - ни грамма патриотизма, без розовых пузырей монархизма.

Статья отражала точку зрения социал-демократов на восточный вопрос. Такая точка зрения и в наше время находит понимания у некоторых людей. Мол, лучше бы занимались своей территорией. И не разевали рот на чужой каравай. Тратили бы деньги на обустройство Дальнего Востока, на нужды народного образования, здравоохранения и тому подобное. На что патриоты веско отвечают, если бы Россия не заняла Порт-Артура, она через несколько лет получила бы сильного и агрессивного противника вдоль всей многотысячекилометровой границы, от Байкала до Владивостока.

Таким образом действия по захвату Маньчжурии и Кореи объяснялись чисто оборонительными целями. А обвинения в агрессии это измышления социал-демократов.

Позиция патриотов и раньше находила отклик и поддержку у всех цивилизованных странах. Англия не допуская концентрации агрессивного противника у своих берегов, заняла Гонконг, а еще ранее Сингапур, Малайю и северную часть острова Борнео, и также ряд архипелагов в Тихом океане, имевших важное стратегическое значение. Среди них были острова Гилберта, Эллис, Крус, Соломоновы острова и другие.

Франция так же стремилась оттянуть границу подальше от Парижа, оккупировала Камбоджу, Лаос и Вьетнам, ряд архипелагов в Тихом океане (Новая Каледония, острова Лоялти, острова Общества, Маркизские острова и другие).

Германия, как и ее южная соседка обороняла свою столицу -Берлин в Китае. А так же, она захватила западную часть Новой Гвинеи, Марианские острова, Маршалловы острова, Каролинские острова, архипелаг Бисмарка, острова Западные Самоа и так далее.

Северо-Американские Соединенные Штаты присоединили к себе Гавайские острова, захватили Филиппинские острова, острова Гуам, Уэйк, Мидуэй, архипелаг Восточное Самоа и так далее.

Так что намерения имперского правительства в целях защиты границы империи отодвинуть эту границу далеко южнее на китайские и корейские территории не выглядели в то время вызывающе вульгарно.

Конечным пунктом КВЖД был Порт-Артур. Вопрос о занятии незамерзающего порта на Дальнем Востоке регулярно обсуждался руководством Морского и Военного ведомств еще с 70-х годов XIX века. Как уже упоминалось выше, у России имелось место под большой порт во Владивостоке расположенном на полуострове Муровьев-Амурский. Пролив Восточный Босфор, разделявший полуостров с островом Русский, имел круглогодичную навигацию, Бухта Золотой рог замерзала на три месяца в году, бухта Патрокл порывалась льдом на две недели. При наличии портового ледокольного флота, возможно было обеспечение круглогодичной навигации в порту. Но хотелось большего. В японском городе Нагасаки, где зимовала российская Тихоокеанская эскадра, были гейши. А во Владивостоке – необжитая малолюдная местность. Решающим обстоятельством заставившим поспешить российское правительство, стали действия Германии и Англии.

Англия уже имела несколько военно-морских баз на Дальнем Востоке — Сингапур, Гонконг и другие, однако норовила захватить новую базу в Северном Китае, для чего обхаживали китайское правительство. Германцы действовали более топорно с присущим им тевтонским упорством. Посол в Китае барон Гейкинг несколько раз уже поднимал вопрос о передаче Циндао Германии. По заключению экспертов МИДа этот порт имел важное значение. «Стратегическое значение Циндао (Киао-чоу) в силу его географического положения громадно, оно отдает в руки занявшего его весь Шаньдун и открывает свободный доступ в Пекин, упраздняя все Печилийские укрепления как средства для обороны подступов к столице против владеющего названной бухтой». Китайское правительство отвечало Германии решительным отказом.

Тогда недалеко от Циндао, от рук «местного населения» гибнут два католических миссионера, по национальности немцы. И у Германия появился повод для устройства в Циндао демократии.

Утром 2 ноября 1897 года три германских судна вошли в бухту Циндао, высадили 200 человек десанта и разрушили телеграфную линию. Уступая угрозе германского адмирала, начальник китайского гарнизона очистил порт и укрепления и отступил, оставив в руках немцев орудия, снаряды, амуницию и припасы. Отправившийся к германскому адмиралу за объяснениями, генерал Чжан был обезоружен и помещен под стражу немцами.

Германская свободная пресса вознесла факт убийства двух миссионеров в национальную угрозу Германии. В подкрепление германской эскадре Тихого океана была немедленно отправлена вновь сформированная из четырех судов 2-я крейсерская дивизия под командованием брата императора, принца Генриха. Отправка этих судов происходила с большой помпой и политической экзальтацией германских вождей и многолюдными народными манифестациями.

Воспользовавшись ситуацией, Германское правительство внесло в рейхстаг проект об усилении флота.

Китайское правительство пыталось оказать сопротивление немцам. К Циндао был послан пятитысячный отряд, а князь Гун обратился к русскому послу А.И. Павлову с просьбой послать русскую эскадру в Циндао. Николай II, возмущенный наглой выходкой германского родственника, решительным образом высказался в защиту китайских братьев. И даже была отправлена в Циндао российская эскадра кораблей. Потом Его Величество остыло, приказ на отправку кораблей в Циндао был отменен.

Не получив помощи извне, Китай вступил с Германией в новые переговоры, в которых Германия вытребовала для себя право аренды бухты и прилегающего на 99 лет.

Аннексия Циндао спровоцировала лавинообразный захват китайской территории цивилизованными государствами, среди них первыми были Британия и Япония. Самым лакомым куском являлся Порт-Артур, захват которого был неизбежен. Такое название ему дали англичане, они уже использовали этот порт в ходе опиумной войны. После окончания второй «опиумной» войны гавань Порт-Артура опустела, на побережье гавани осталась маленькое рыбацкое поселение.

В 1882 году наместник провинции Хубэй Ли Хун Чан решил построить в Порт-Артуре морскую крепость. Она должна была быть составной частью оборонительных сооружений побережья Китая. Руководил строительными работами немецкий инженер Ганнекен. К работам было привлечено около 4 тысяч китайцев. В 1892 году работы были, в основном, закончены.

Российское правительство находилось перед дилеммой занимать порт или нет. Географическое положение этого порта было таковое, что он не мог прибавить обороноспособности российскому тихоокеанскому побережью, наоборот наличие его у России отягощало бы выполнение этой задачи. Моряки отдавали предпочтение не Порт-Артуру, а базе на юге Корейского полуострова. Основные аргументы: контроль над стратегическим Цусимским проливом, защита Кореи от вторжения японцев и, наконец, Владивосток был вдвое ближе (почти на 800 миль). Управляющий Морским министерством вице-адмирал Тыртов писал: «Помешать из далекого Порт-Артура подготовлениям Японии к внезапному занятию Кореи нам будет значительно труднее, чем английской эскадре из Безикской бухты захвату Босфора. Для того чтобы… своевременно разрушить такой план захвата и чтобы Япония не решилась на это предприятие в сознании риска неудачи и неизбежных громадных потерь, необходимо иметь опорную точку на юге Кореи. База эта… нужна, сверх того, как связующее звено Владивостока с Порт-Артуром. Станция в Южной Корее являлась бы, кроме того, сильной угрозой… более многочисленному торговому флоту Японии. Приобретение такого порта должно составлять цель, к которой необходимо стремиться неуклонно…

Для обеспечения нашего спокойствия и развития на крайнем Востоке нам нужны не дальнейшие приобретения в Китае… а достижение преобладания на море. Но такое преобладание недостижимо одним уравнением наших сил в Тихом океане с японскими и даже некоторым излишком с нашей стороны, пока расстояния наших баз от объекта действий, т. е. Кореи, будут так велики, как теперь по сравнению с Японией, для которой всегда будет служить большим соблазном возможность… перебросить в Корею целую армию раньше, чем это даже будет известно во Владивостоке или Порт-Артуре. Поэтому нам необходимо стремиться приобрести… защищенную базу в юго-восточной части Кореи, предпочтительнее всего Мозампо, чтобы обеспечить себя от всяких неожиданностей со стороны Японии».

Моряки прекрасно понимали складывающуюся военно-политическую ситуацию на Дальнем Востоке и делали правильные выводы. Но принимали решение не адмиралы. И при выборе этих решений руководствовались не безопасностью рубежей империи, а экономическими интересами, и не России, а только компании Витте и К. Им Порт-Артур нужен был не как военно-морская база, а как опорный пункт для торговой экспансии в Северном Китае. Формально же для общественности выдвигался, казавшийся справедливым, аргумент — не захватим мы, захватят другие.

Командующий Тихоокеанской эскадрой контр-адмирала Федор Васильевич Дубасов предложил Морскому министерству занять архипелаг Коргодо с портом Мозампо. Дубасов доносил в Петербург: «Мог бы занять эту базу и удержать, минировав второстепенные проходы и защищая эскадрой главные». Но российская эскадра, базировавшаяся в Нагасаки, получила приказ идти в Порт-Артур. Никакого патриотизма – чистый бизнес. Генерал-адмирал, великий князь Алексей Александрович заявил: «Надо послать в Артур сильную эскадру». Николай II сам был участником проекта эксплуатации ресурсов Маньчжурии согласился со своим дядей.

Известие о появлении русских судов в Порт-Артуре вызвало тревогу в Англии и Японии. Ходило много разных слухов о намерении англичан, но они остались только слухами.

В Японии появление русских судов у Квантуна повлекло целый ряд военных приготовлений. Всем адмиралтействам было приказано держать корабли в полной боевой готовности, поспешить с их ремонтом, вести работы даже ночью. Но на активный протест Япония, как и Британия не решилась тогда.

За день до прихода русской эскадры в Порт-Артур китайцы попросили у России новый заем в сто миллионов лан. Витте пообещал дать деньги. В обеспечение займа китайское правительство должно было подтвердить в безусловной форме разрешение на строительство железной дороги в южном направлении; принять на себя обязательство не допускать никаких иностранцев, кроме русских, к сооружению железных дорог и к эксплуатации других промышленных предприятий во всех трех провинциях Маньчжурии, а равно и в Монголии и предоставит право КВЖД выбрать гавань для устройства порта.

17 марта в Пекине была подписана конвенция о передачи Порт-Артура и Талиенван в аренду России сроком на 25 лет. Статья 6-я конвенции определяла, что Порт-Артур для военных и коммерческих судов других государств будет считаться закрытым портом, но зато Талиенван, кроме одной из его внутренних бухт, будет считаться открытым для иностранной торговли и доступ в него будет предоставлен коммерческим судам всех наций. Вместе с портами передавалась прилегающая морская и сухопутная территория с проживающим на ней населением. Общая площадь переданной в аренду земли составляла 3168 квадратных километров, с численностью населения в 117065 человек. В состав Российской империи арендованная территория вошла в качестве Квантунской области.

Крепость Порт-Артура передавалась вместе с оборудованием и крепостными орудиями. Утром 16 марта 1898 года в Порт-Артур из Владивостока прибыл пароход Добровольного флота «Саратов». С двумя сотнями забайкальских казаков, артиллерийский дивизион и командой для обслуживания крепостной артиллерии.

В 8 часов утра 16 марта, пока шла высадка десанта, на мачте Золотой горы (вершины, господствующей над Порт-Артуром) великий князь Кирилл Владимирович поднял Андреевский флаг рядом с китайским желтым флагом. Раздался салют эскадры — Порт-Артур официально стал русской военно-морской базой.

Заняв Порт-Артур, в оборонном значении для Дальнего Востока России обременительный, правительство не удосужилось обезопасить и этот порт соответствующими действиями. Так в 30 милях от Порт-Артура находилась я группа островов, которые китайцы называли Мяо-дао. Острова имели стратегическое значение, и контр-адмирал Дубасов решил занять их. 16 ноября 1898 года крейсер «Дмитрий Донской» высадил на островах небольшой десант, и населению островов были розданы прокламации о присоединении островов к арендуемой Россией территории. Однако из Санкт-Петербурга последовал приказ освободить острова. В последствии этот архипелаг японцы использовали как базу для кораблей блокировавших Порт-Атрур.

Англия взяла в аренду у Китая порт Вэйхайвэя на северном побережье Шаньдуна. Увеличило владения на полуострове Цзюлун (Коулун) на материке, напротив Гонконга и добилась расширения прав английского судоходства по рекам Китая. Так, к примеру, она получила фактическое признание бассейна реки Янцзы, богатейшей части Китая, в качестве сферы влияния Англии.

Не осталась без куска китайской земли и Франция. Она потребовала для себя «угольную станцию» (фактически военно-морскую базу!) в Южном Китае, концессию на железную дорогу от границы Вьетнама до города Юньнань-фу и некоторые другие преимущества. Китайское правительство пошло на уступки французам. Отдав им под «угольную станцию» на началах аренды порт Гуанчжоувань в провинции Гуанси.

Занятые китайские земли надлежало охранять и хорошо охранять. Восстание «боксеров» показало, что Охранная стража КВЖД может защищать дорогу лишь от разрозненных шаек хунгузов. В правительственных кругах России считалось целесообразным укрепление крепости Порт-Артур, усиление Дальневосточной эскадры и создание надежной защиты для КВЖД, все действия вместе означали военную оккупацию Маньчжурии и Кореи.

Материковые европейские страны с восторгом приняли известие о том, что Россия ввязалась в восточную кампанию. Наиболее ярко по этому поводу выразилась германская газета «Fremdemblatt»: «Весь цивилизованный мир должен единодушно радоваться, что Россия так глубоко увязла в делах Дальнего Востока и что европейские и особенно балканские дела теперь надолго избавлены от ее грубого и кичливого влияния».

Но, европейские газетчики ошиблись, считая, что российскому правительству будет не до европейских дел. Умом Россию было не понять. Министры боялись говорить то, что не нравилось государю. По этой причине руководство армии и флота докладывало царю, что Россия в состоянии иметь флот на Дальнем Востоке, существенно превосходящий японский, и в то же время оставшиеся на Балтийском флоте силы будут равны по мощи всему германскому флоту, а Черноморский флот уравновесит силы турецкого флота. Армия вела подготовку к наступательной войне с Германией. Параллельно продолжалась подготовка к захвату проливов Босфор и Дарданеллы. Безмятежному состоянию души российского правительства способствовала благоприятная международная обстановка. Германия в 1894–1905 гг. не была еще готова к войне с Россией и не имела желания воевать с Россией. Турция находилась в периоде внутренней нестабильности и не была готова к войне даже в союзе с Англией и другими европейскими государствами. Британия завязла в африканской войне, к тому же у нее больше вызывало тревогу усиление европейских стран, в частности Италии и Германии, так что ей то же было не до России.

А в России полным ходом шло усиление западных границ. В дополнение к трем поясам крепостных укреплений строился крепостной опорный узел в Либаве. Крепость-порт являлись одним из важных элементов плана нападения на Германию. Вопреки природе - низменный песчаный берег, мелководье, подвижные пески, отсутствие закрытой от ветров якорной стоянки. Не было условий там и для создания сухопутной крепости. Вся внутренняя часть сухопутной крепости легко простреливались с господствующих Гробинских и Капсиденских высот. Тем не менее, проект постройки порта и крепости был утвержденный Александром III 30 августа 1892 года был принят к производству. Сметная стоимость одной только крепости составляла 15,5 млн. руб.

В то же время предложение построить незамерзающий порт на севере в близи современного Мурманска и тем самым прикрыть обнаженные берега Севера оставались без ответа.

Строительство в Либаве было удобным для сформировавшегося сообщества казнокрадов лидером, которого был дядя Николая 2 великий князь Алексей Александрович. Растрачивались десятки миллионов рублей, только на на оборудование порта ушло свыше 45 миллионов рублей. Общие же расходы подсчитать невозможно, поскольку они не сводились в единую ведомость, а были распыленны по разным ведомствам.

Авантюра со строительством Либавской крепости не была единичной. Колоссальные средства вкладывались в строительство Черноморского флота. К 1894 году любой из русских броненосцев был в состоянии в одиночку отправить на дно весь турецкий флот. К 1 января 1897 года на Черноморском флоте находилось в строю и строилось 6 броненосцев: «Екатерина II», «Чесма», «Синоп», «Георгий Победоносец», «Двенадцать Апостолов» и «Три Святителя». Дополнительно к ним 15 декабря 1897 г. закладывается «Потемкин», а начало Русско-японской войны ознаменовалось закладкой еще двух броненосцев — «Евстафия» и «Иоанна Златоуста» (11 марта и 31 октября 1904 г.). В 1901 году закладываются крейсера «Кагул» и «Очаков». При этом правительство хорошо понимало, что на других морях, кроме Черного, построенные военные корабли использовать нельзя будет. Турки при поддержке англичан не пропускали военные российские суда через проливы, не пропустили и в 1901–1905 годах русских боевых кораблей на Дальний Восток. Таким образом, на Черном море были созданы избыточные военно-морские силы и судостроительные мощности, истрачены на это бесполезное для государства дело огромные финансовые ресурсы, в то время их крайне не хватало на других морях.

Балтийский флот был самым крупным в Российской империи, но он мог быть легко блокирован англичанами в Датских проливах.

Северного флота российская империя не имела. Все побережье северных морей оставались незащищенными на всем своем протяжении.

После ввода войск в Маньчжурию для подавления «боксерского» восстания перед русским правительством встал вопрос: как управлять Маньчжурией? Если учитывать, что огромная территория от Урала до побережья Тихого океана фактически не была заселена. То вопрос управления занятой Маньчжурии являлся неразрешимым. Наместнику на ДВ Алексееву было предписано пригласить бежавшего в Монголию мукденского цзянь-цзюня обратно в Мукден и оказать ему содействие военной силой как при вступлении в должность, так и при управлении вверенной ему провинции.

С сентября 1900 года русское правительство начало переговоры с центральным китайским правительством в надежде достичь с ним соглашения по Маньчжурии. Переговоры с Китаем продолжались несколько лет, чуть ли не до самой Русско-японской войны. Пекин то соглашался с русскими предложениями, то отказывался. Русское правительство не скупилось на взятки цинским сановникам. Но переговорный процесс не продвигался. Заключению договора препятствовали другие европейские страны, и сами китайцы прекрасно понимали, что России на данный момент не справиться с управлением Маньчжурии, она вынуждена будет согласиться на любые китайские условия. Европейцы, конечно, воевать с Россией из-за Маньчжурии не хотели и не стали бы при любом раскладе там событий, однако воздействуя на центральное китайское правительство препятствовали усилению там позиций России. Япония по примеру остальных участников ограбления Китая, также заботилась о свое безопасности продвигала границу свой империи далеко на север в поле ее интересов входила и Маньчжурия, и в отличии от европейских мародеров она готова была воевать с Россией за Маньчжурию и Корею.

России было два пути решения, ставшего злободневным, восточного вопроса. Первый - уйти из Маньчжурии без всяких условий. В этом случае не известно докуда надо было бы уходить. Второй путь – придать Дальнему Востоку приоритет перед европейскими делами и сосредоточить там сухопутные и морские силы, существенно превосходящие силы Японии

Николай II метался из стороны в сторону. Витте напугал царя заключенным 30 января 1902 года договором между Англией и Японией.

Поэтому договору Англия и Япония обзывались поддерживать друг друга.

Вступать в открытое противоборство с Британской империей Николай 2 не желал. Николай II разрешил пойти на уступки в переговорах с китайцами, и Россия сняла требование о предварительном обязательстве китайского правительства не предоставлять концессии иностранцам. Эта уступка позволила заключить договор с Китаем. И подписано соглашение о порядке вывода российских войск с территории Маньчжурии. Согласно соглашению российская сторона обязывалась в три срока в течение 18 месяцев, то есть к осени 1903 года вывести войска из названного региона. Российская дипломатия лишь сочла нужным включить в договор оговорки о том, что эвакуация может быть приостановлена смутами в Маньчжурии или же такими действиями иностранных держав, которые не позволят России вывести свои войска.

При упоминании Порт-Артура на память приходят прежде всего события русско-японской войны 1904 - 1905 гг. и героическая оборона крепости русскими солдатами, закончившаяся трагично. Гораздо меньше известно об обстоятельствах того, как Россия получила в свое распоряжение этот порт, а также часть Ляодунского полуострова. Историки (Б. А. Романов, Ф. А. Ротштейн, А. В. Игнатьев, Г. В. Мелихов и др.), как правило, следуют схеме, изложенной в мемуарах непосредственного участника тех событий - министра финансов С. Ю. Витте (1).

Тема Порт-Артура занимает важное место в воспоминаниях графа. Автор данной статьи стремился подчеркнуть, что этот эпизод явился поворотным пунктом в дальневосточной политике России, когда начатое мирное экономическое проникновение в Китай было грубо нарушено силовым захватом Ляодунского полуострова, на чем настоял министр иностранных дел М. Н. Муравьев.

Сохранение прежних отношений с Пекином стало невозможным, тем самым курсу Витте был нанесен непоправимый удар. Более того эта аннексия стала "первым шагом" к русско-японской войне (2).

Надо признать: в описании отдельно взятых событий Витте в основном точен. Однако стоит внимательнее посмотреть на некоторые ключевые места в его повествовании. Сначала он сообщает о записке Муравьева, полученной рядом министров "в начале ноября" (в действительности она датирована 11/ 23 ноября 1897 г.), и кратко излагает ее содержание: в связи с захватом немцами Киао-Чао (Цзяочжоу), по мнению министра иностранных дел, "явился благоприятный для нас момент занять один из китайских портов", а именно Порт-Артур или Далянвань. Они имеют важное стратегическое значение, а России как раз нужен незамерзающий порт на Дальнем Востоке (3).

Все исследователи вслед за Витте поняли "занятие", "захват", предложенные Муравьевым, как аннексию. Но для столь определенного толкования у них не было достаточных оснований. Ведь главным в мотивации министра было то, что Порт-Артур может оказаться в руках англичан, а у России нет нужной ей зимней гавани и получить ее от Китая возможно только с помощью силы. На бухтах именно Ляодунского полуострова Муравьев не настаивал, но у него получалось, что на тот момент они были наиболее удобными для приобретения. Поэтому нельзя исключать и другой вариант: захват Порт-Артура для последующего торга с Китаем о другом порте и об уступках в железнодорожном вопросе (направление трассы КВЖД). В таком случае Порт-Артур выступал не как цель, а как средство; соответственно, долгосрочное владение им не ставилось задачей. С этим сходится приведенное самим же Витте заявление Муравьева: сразу после захода российских судов в бухты Ляодунского полуострова он распорядился сообщить Пекину, что "мы пришли туда для того, чтобы помочь Китаю избавиться от немцев, что мы пришли защищать Китай от немцев и как только немцы уйдут - и мы уйдем!" (4) Смысл действий Муравьева состоял не столько в самом захвате, сколько в том, чтобы раскрыть неэффективность виттевской "мирной экономической экспансии" и доказать необходимость использовать в отношениях с Поднебесной силовые рычаги.

Неудивительно, что Витте возражал Муравьеву на заседании Особого совещания 14/26 ноября 1897 г., ссылаясь на договор с Китаем 1896 года. Таким образом, становится ясно: он понимал захват Порт-Артура как цель внешнеполитического ведомства, а не как средство. И позднее, уже после того как российские корабли появились на рейде порта, он по-прежнему настаивал на необходимости "одуматься и покинуть Порт-Артур", из-за чего совершенно испортил свои отношения с министром иностранных дел. После этого мемуарист сразу перешел к рассказу о том, как посланник в Пекине А. И. Павлов в феврале 1898 г. предъявил Пекину требование об аренде Ляодунского полуострова (5). В его изложении отсутствует ключевое для всей этой истории решение - переход от занятия к постоянному владению портами Ляодунского полуострова. Ясно, что Витте что-то недоговаривал, поэтому и изложение всей истории получилось прерывистым.

Чтобы понять, в чем и почему Витте лукавил, надо обратиться к фактам. Российские корабли появились на рейде Порт-Артура 4/16 декабря 1897 г. далеко не спонтанно. Морское министерство на протяжении около десяти лет присматривало для нужд Тихоокеанской эскадры незамерзающую гавань на Дальнем Востоке. Наиболее удобными казались бухты корейского побережья, но по ряду причин морякам было трудно реализовать свой выбор, прежде всего из-за позиции Японии. Китайский порт Чифу казался слишком открытым и беспокойным. Лишь Киао-Чао, по мнению командира Тихоокеанской эскадры, "удовлетворяет условиям, имеется телеграф и провизия, но он не открыт для европейцев" (6). Порт-Артур в списке желательных гаваней не значился.

Положение изменилось в 1895 г. в связи с японо-китайской войной. Если до этого Тихоокеанская эскадра предпочитала зимовать в японских портах, то конфликт соседей сделал это неудобным, особенно в связи с нейтралитетом России. Осенью 1895 г. командиру эскадры П. П. Тыртову было отдано распоряжение рассредоточить корабли по нескольким китайским портам. Петербург рассматривал этот шаг как временное решение проблемы, поэтому Тыртов получил распоряжение осмотреть корейский остров Каргодо (Кожедо) "для составления о нем заключения как о военном порте" (7). Во второй половине ноября 1895 г. тогдашний министр иностранных дел А. Б. Лобанов-Ростовский уведомил морского министра Н. М. Чихачева, что Китай разрешил зимовку эскадры также и в Киао-Чао (несмотря на то, что эта гавань была закрыта для иностранцев), но просил по возможности сократить время стоянки и подыскать на будущее другое место. Из-за отсутствия необходимых условий Тыртов зимовал в Нагасаки, а в Киао-Чао, уже по распоряжению нового командующего Е. И. Алексеева, был направлен небольшой отряд под командованием контр-адмирала Г. П. Чухнина, который провел там всего неделю, с 12/24 по 18/30 апреля 1896 года (8). Символический визит означал, что российское командование хотело бы закрепить за собой право пользования этим портом. Но Пекин уклончиво отвечал, что намерен сохранить статус Киао-Чао как закрытого для иностранцев, правда, в случае открытия обещал признать первенство в его использовании за Россией (9).

Планы Петербурга спутал Берлин. Летом 1896 г. новый немецкий посланник в Пекине Э. Гейкинг сообщил своему русскому коллеге А. П. Кассини, что он получил распоряжение добиваться от Китая разрешения соорудить в Киао-Чао угольную станцию. Немец делал упор на то, что Германия преследовала в Китае исключительно коммерческие интересы и видела главным своим соперником Англию. В ответ Кассини указал ему на то, что Россия уже обладает правом первенства на использование этого порта (10). Иначе говоря, Германия встретила вежливое возражение". Тем не менее Берлин настаивал в цзун-ли-ямыне (12) на своем; одновременно Гейкинг дезинформировал сменившего Кассини А. И. Павлова, рассказывая ему, что в Германии решено соорудить угольную станцию не в Киао-Чао, а в Амое (13).

В то же время Россия, по-прежнему не имея собственной незамерзающей гавани, продолжала подыскивать приемлемый вариант. В список возможных кандидатов в этот раз попали Порт-Артур и Далянвань. 16 и 17 (28 и 29) июня 1897 г. их обследовал русский вице-консул в Чифу В. Ф. Гроссе. В Петербург он сообщил, что мелководную бухту Порт-Артура было возможно углубить, а западный порт (Далянвань) "мог бы служить затем первоклассной коммерческой гаванью" (14). Однако военные пришли к иному решению. Отвергнув Порт-Артур и Далянвань из-за ряда недостатков, они заключили, что бухта Киао-Чао, "конечно, в мирное время не нужна", и вернулись к намерению получить порт в юго-восточной части Кореи (15). В общем в российском руководстве во второй половине 1897 г. так и не сложилось единого мнения, где следует искать необходимую гавань.

Когда же осенью 1897 г. распространился слух, что Германия, несмотря на уведомление Кассини, все-таки собирается занять Киао-Чао, Петербург решил не уступать (16). От демаршей, вроде посылки военных судов, Россия предполагала воздержаться (ни одна держава не получила тогда от Китая разрешения пользоваться портом). Пекин подтвердил, что по-прежнему не собирался допускать в Киао-Чао иностранцев, признавая за Россией приоритет на пользование бухтой. Если же немцев все-таки пустили бы в бухту, аналогичный участок "должен быть предоставлен и нам" (17). В случае появления в порту немецких судов без согласия Китая Тыртов намеревался направить туда один-два русских корабля, чтобы следить за ними. Дело могло обернуться серьезным конфликтом, но в целом русско-германские отношения были не так плохи, как, например, русско-английские, и для обеих сторон столкновение в Китае было совсем ни к чему.

Нарастание напряженности вокруг китайских портов вызвали малозначимые события, сами по себе как будто не имевшие политического значения. 23 октября (4 ноября) 1897 г. два немецких патера, принадлежавшие к одной из католических миссий в Китае, были убиты и ограблены в китайской деревне, где они остановились на ночлег. Это послужило предлогом для резких действий Германии, хотя происшествие являлось заурядным уголовным преступлением (18).

26 октября (7 ноября) 1897 г. Николай II получил от Вильгельма II телеграмму о нападении китайцев на католическую миссию (а не на миссионеров!) в Шаньдуне. Германский император писал: "Надеюсь, что согласно нашим личным переговорам в Петергофе ты одобришь переход моей эскадры в Киао-Чао для того, чтобы оттуда действовать против мародеров". Под невинной фразой "переход эскадры" скрывалось предупреждение о захвате одного из портов Китая. Царь ответил: "Не могу одобрить или не одобрить твоего распоряжения" (19). Прямо возразить Вильгельму он не мог.

Еще до начала действий немецкой стороны морской министр Ф. К. Авелан приказал адмиралу Ф. В. Дубасову подготовить отряд кораблей для захода в Киао-Чао на случай появления там немцев. Фактически до его сведения довели план ответных мер, изложенный в октябрьской переписке двух министров: только наблюдать за германской эскадрой и требовать равных с ней прав. Если же немецкие корабли не появятся, адмиралу следовало при первом удобном случае подобрать в Киао-Чао место для угольной станции. Министр иностранных дел также предполагал протестовать в Берлине, защищая первенство России. Хотя моряки и признавали многие удобства Киао-Чао, вряд ли в тот момент в Петербурге видели в нем желанный незамерзающий порт: он находился южнее Пекина, и сооружение железной дороги к гавани было бы сопряжено со значительными, прежде всего политическими, трудностями) (20).

Немецкие суда вошли в Киао-Чао 2(14) ноября 1897 г. В Пекине вспыхнула настоящая паника. Узнав о действиях Германии, Ли Хунчжан (фактический руководитель китайской внешней политики) уже 3(15) ноября обратился к России с просьбой также ввести свои суда в этот порт. Он настолько торопился, что просил российского дипломата зашифровать депешу и взялся лично отправить ее по телеграфу (21). Первой реакцией Министерства иностранных дел было поручение Дубасову исполнить просьбу китайцев, что могло обернуться русско-германским конфликтом в Китае (22). Фактически в пользу такого решения выступил военный министр, полагавший, что Печилийская и Шаньдунская провинции Китая входили в сферу русского влияния (23). Однако морской министр заявил о неудобстве таких действий России, когда немецкие суда уже находились в порту, и Николай II согласился с ним (24). К тому же реально Петербург ничего не мог сделать: даже если российская эскадра появилась бы в Киао-Чао раньше немецкой, ей пришлось бы гостеприимно встретить немецкий флот из-за петергофских договоренностей (25). Поэтому 8(20) ноября распоряжение Дубасову было отменено (до этого, 6/18 ноября, его успели сообщить Павлову) (26). Считая появление германской эскадры в Киао-Чао нежелательным, но не намереваясь конфликтовать по этому случаю с Берлином, В. Н. Ламздорф, замещавший тогда министра иностранных дел, 4(16) ноября предложил Николаю II "воспользоваться первым удобным случаем, чтобы занять независимо какой-либо другой, более для нас выгодный порт" (27). Пекину же ответили, что так как китайцы сами ушли из Киао-Чао, то появление там после этого русских судов "было бы равносильно признанию нами установившегося там ненормального порядка". Россия вроде бы и не отказывала Китаю в поддержке, но она была готова помочь лишь в случае большого столкновения с Германией и при условии, если "русским судам будет открыто дружеское гостеприимство даже в тех портах, которые недоступны для иностранцев" (в этом можно усмотреть намек на Порт-Артур), а также если уладятся все нерешенные вопросы, связанные с КВЖД (речь, вероятно, шла о разрешении на строительство ветки до незамерзающего порта). Ли Хунчжан ничего не ответил, опасаясь, что Россия не исполнит своих обещаний (28).

11(23) ноября Муравьев представил Николаю II записку о возможных ответных действиях России. Он предложил "приступить, не теряя времени, к занятию судами нашей эскадры... Таляньваня, то есть того порта, который в данную минуту... представляет несомненные видимые преимущества, или же иного порта" (29). Именно "занятию": пока Муравьев не ставил вопроса об аннексии, вероятно, понимая, насколько он сложен, и не предрешал судьбу гавани, так как знал, что моряки могут настаивать на другом, более удобном для себя незамерзающем порте. 14 (26) ноября по распоряжению царя для обсуждения записки было созвано Особое совещание. Предложение занять Порт-Артур, сделанное Муравьевым, поддержал только военный министр П. С. Ванновский, большинство же, в том числе Витте, решило пока воздержаться от такого шага (30). Министр финансов аргументировал свою позицию необходимостью сохранять хорошие отношения с Китаем, чтобы можно было продолжать экономическую экспансию России на Дальнем Востоке. Витте заявил о желательности для России иметь незамерзающий выход в Тихий океан, но полагал что "наше наступательное движение на восток должно этим кончиться". Одновременно сановник подчеркивал особые отношения России к Китаю: "То, что могут делать европейцы, мы делать не должны" (31). Впоследствии Витте изображал это как предложение министра иностранных дел силовым образом решить вопрос о незамерзающем порте.

Однако позиция Муравьева не сводилась к занятию Порт-Артура: этот шаг он думал использовать прежде всего как средство давления на Китай. Именно такую программу действий сановник изложил через несколько дней после появления русских кораблей на рейде Порт-Артура. В проекте секретной инструкции А. Н. Шпейеру, которого предполагалось назначить посланником в Пекин, указывалось, что российской эскадре опасно надолго оставаться в гаванях Ляодунского полуострова "без риска омрачить добрые отношения наши к Поднебесной империи"; правильнее было бы воспользоваться этим, чтобы решить вопросы, "которые могут к тому времени оказаться на очереди". Подразумевалось желание "включить в сферу нашего непосредственного влияния приграничные китайские владения" (имелось в виду Маньчжурию), а также получить концессию на железную дорогу до Мукдена и далее до Шанхайгуаня (то есть на соединение с китайской железной дорогой) (32). И, разумеется, зимний порт. Правда, из этого трудно понять, какая незамерзающая гавань имелась в виду. Она могла находиться как на Ляодунском полуострове, так и в Корее. Железная дорога в данном случае обеспечивала бы не только экономическое проникновение в Центральный Китай, но и связь незамерзающей гавани с Сибирской железной дорогой по суше. Иначе свободный ото льда порт подвергался большой опасности в случае военного конфликта, например, с Англией, так как российский флот был слабее и не смог бы защитить изолированную гавань. Поэтому Ламздорф искренне считал, что Россия силой обстоятельств была вынуждена занять Порт-Артур, что и подчеркивал в своих всеподданнейших докладах (33).

В то же время позиция Витте не выглядела убедительней. В ответ на записку Муравьева он предложил ввести русскую эскадру в Киао-Чао, приказав ей "стоять там, доколе Германия не покинет этого порта", хотя такое поведение было чревато конфликтом с Берлином. Показательно и то, что Витте прямо не заявил, на какой именно порт следовало бы претендовать. Учитывая настойчивое желание министра финансов препятствовать росту японского влияния в Корее, можно полагать, что он имел в виду либо порт на восточном побережье полуострова, либо в устье р. Ялу и был озабочен тем, как получить согласие Китая на железную дорогу к нему (34). Не случайно в письме от 19 ноября (1 декабря) 1897 г. Авелану товарищ министра финансов П. М. Романов просил предоставить топографические сведения о гаванях Кореи, поскольку в финансовом ведомстве изучали "возможности развития в ближайшем будущем коммерческой деятельности портов Корейского побережья". В январе 1898 г. аналогичный запрос последовал и в адрес Е. И. Алексеева (35). Эти интересы хорошо согласовались с позицией Муравьева.

Между тем обстановка после германского демарша представлялась русским дипломатам в Китае весьма тревожной. 25 ноября (7 декабря) Павлов сообщил из Пекина, что в Чифу ждут английскую эскадру, направляющуюся, по слухам, в Порт-Артур. 1(13) декабря военный агент в Китае полковник К. Н. Дессино уведомил о том, что в Чифу грузятся четыре английских судна перед их отправкой в Порт-Артур, а 2(14) декабря он сообщал, что англичане уже заняли бухту Далянвань. Об этом же еще 1(13) декабря телеграфировал из Чифу в Петербург консул А. Н. Островерхов (36). Однако все эти слухи не подтвердились, но в те дни они выглядели правдоподобно; нет оснований считать, что страх английского захвата Порт-Артура был "заведомо ложным" (37). Сами китайцы были уверены, что Англия намеревается захватить Далянвань - об этом в цзун-ли-ямынь сообщил чжилийский генерал-губернатор Ван Вэньшао 28 ноября (10 декабря) 1897 года (38).

В столь тревожной обстановке медлить было нельзя, иначе можно было упустить шанс получить, пусть и не лучший, пункт для стоянки российских судов. Получение такой гавани грозило ухудшением отношений с Японией, чего стремился избежать Ламздорф. Он докладывал Николаю II, что приобретение незамерзающего порта в Корее невозможно. В Париже в это время японский посланник предлагал союз Франции, Японии и России, чем, по мнению товарища министра, следовало бы воспользоваться и "тотчас же приступить к переговорам". Для этого пришлось бы пересмотреть договоренности о Корее, в том числе и московский протокол Лобанов-Ямагата, имевший только "временное значение" и являвшийся "источником постоянных недоразумений" (39). Николай II должен был понять, что для нового соглашения с Японией и так требовались уступки, а получение незамерзающей гавани на Корейском полуострове рушило всю комбинацию. Наоборот, порт в Китае облегчил бы подписание соглашения с Японией по корейским делам, а отношения с Пекином от этого хуже бы не стали: там Россия особым расположением все равно не пользовалась, его правители считались, по убеждению Ламздорфа, только с силой (40).

Объективно для воплощения замыслов Муравьева в жизнь сложилась благоприятная атмосфера. Тем не менее, не получив одобрения своим планам от Особого совещания 14(26) ноября 1897 г., он действовал осторожно, выторговывая у Пекина доступ для России в закрытые для иностранцев порты с тем, что Россия не воспользуется этим дружеским гостеприимством. Получив разрешение Китая, Муравьев, еще не поставив в известность царя, немедленно предложил Тыртову отправить часть эскадры в Порт-Артур и Далянвань, желая не допустить их захвата "другой нацией", причем расположиться там так, чтобы появление в бухтах иных судов было попросту невозможно. 29 ноября (11 декабря) Тыртов отдал распоряжение Дубасову тайно подготовить несколько кораблей для захода в Порт-Артур (41). И только после этого 2(14) декабря 1897 г. министр иностранных дел представил Николаю II записку, в которой доказывал, что захват Германией Киао-Чао никак не затрагивает русских интересов. Скорее наоборот, по его мнению, стало возможным заключение русско-германского соглашения о совместных действиях в Китае, направленное против Англии, что отвечало настроениям царя и соответствовало намерениям Витте. Поэтому, по мнению Муравьева, следовало скорее договориться с Германией, а перед этим занять Порт-Артур и Далянвань "с сохранением существующих дружественных отношений с Китаем" (42). Он имел в виду полученное им от Пекина разрешение на заход русских судов в закрытые для иностранцев порты. Надо заметить, что речь еще не шла об их возможной аннексии.

Аргументы Муравьева в новой обстановке показались Николаю II убедительными, 2(14) декабря он отклонил заключения Особого совещания 14(26) ноября и распорядился ввести суда в две бухты Ляодунского полуострова. Морякам было предписано соблюдать "крайнюю осторожность" и не использовать угрозы (43). 3(15) декабря последовало распоряжение занять также бухту Далянвань (44). 4(16) декабря командир группы кораблей контр-адмирал М. А. Реунов сообщил в Петербург о выполнении приказа и о том, что в Порт-Артуре никого, кроме китайцев, не было (Николай II пометил на донесении: "Слава Богу!") (45). Только после этого появился протест англичан и британский корабль пришел из Чифу в Порт-Артур для наблюдения за русской эскадрой.

Первой реакцией Витте на Порт-Артур явилась глубокая обида, в запальчивости он сделал ряд недопустимых шагов. Министр финансов был непозволительно откровенен в своих беседах с английским послом Н. О"Конором, он также резко высказывался в разговоре с германским послом Г. Радолином, назвав занятие Порт-Артура ребячеством, которое "очень плохо кончится". К счастью для Витте, за эти выпады он получил от Николая II только выговор; министр пригрозил отставкой, но император ее отклонил (46).

Несмотря на свое неудовольствие, Витте все-таки поддержал заявление Муравьева, заявлявшего иностранным дипломатам, что Россия заняла Порт-Артур исключительно по просьбе Китая и не останется там долго, так как имеет свою гавань - Владивосток (конечно, его бухты, как известно, замерзают каждый год не менее чем на четыре месяца, но там появился хороший ледокол). Однако несколько дней спустя Муравьев уже говорил, что Россия намерена занять Киао-Чао в качестве незамерзающего порта и что Пекин обещал ей эту гавань (47). Англичанам внушалась мысль, что принятая мера не была ответом на акцию Берлина, а отражала договоренность с Китаем. Поверить в это было легко, так как казалось невозможным, чтобы слабая в военном отношении на Дальнем Востоке Россия могла позволить себе захватить силой один из незамерзающих портов.

Вопреки опасениям Витте в Китае спокойно восприняли появление русских кораблей в Порт-Артуре, по-видимому, больше опасаясь действий Англии. Кроме того, в это время в Пекине шли нелегкие переговоры с немцами о Киао-Чао, причем Китаю приходилось делать уступки (48). Однако судьба Порт-Артура еще не была окончательно решена.

Тем временем начались и русско-китайские переговоры о займе. Еще в начале лета 1897 г. Ли Хунчжан через председателя правления Русско-Китайского банка князя Э. Э. Ухтомского просил предоставить заем(49), соглашаясь за это признать "совершенно исключительное преобладание" России на территории Китая. Витте согласился обсудить этот вопрос, полагая при этом, что "нам не следует навязываться с услугами по займу", а надо, чтобы Китай предложил "от себя" желательные для России условия (что и было сделано 2/14 декабря 1897 г.). Они были таковы: наиболее южное направление КВЖД, концессия на железную дорогу к неназванному порту на Желтом море (50), к востоку от порта Инцзы, по выбору правления КВЖД, с правом захода туда всех кораблей под русским флагом (то есть включая и военные), свобода плавания по Сунгари и ее притокам и монополия России на концессии в Маньчжурии и Монголии (51). Витте также составил проект условий займа в 100 млн. лан (более 140 млн. руб.)(52) по образцу займа 1895 г. и направил его в Пекин Д. Д. Покотилову 4(16) декабря, когда решение ввести русские корабли на рейд Порт-Артура уже было принято в Петербурге. Если бы Россия с самого начала намеревалась удержать за собой Ляодунский полуостров, то переговоры о займе должны были увязываться с желанием получить именно этот порт. Однако ничего подобного сделано не было.

Условия займа министр финансов выдвинул жесткие: гарантиями выплат служили таможенные пошлины, а также доход от государственной монополии на торговлю солью; на размышление отводилось две недели, иначе предложение аннулировалось. Муравьеву Витте разъяснил: "Мне кажется, мы могли бы иметь успех, если Павлов объяснит кому следует, что при займе англичанами японцы получат деньги и не уйдут. Значит, Китай останется в дураках. Если же заем будет совершен нами, то мы заявим, что уходим из Порт-Артура и Далянваня, если уйдут японцы, и уйдем - если они уйдут" (53). Таким образом, Витте увязывал предоставление денег Китаю и отказ от Порт-Артура; получается, что заем оказался для него важнее, чем уже полученный порт.

Неудивительно, что в этом вопросе Витте пока действовал во взаимопонимании с Муравьевым (54). Некоторое время Китай вел себя неуверенно, но после того как английский посланник в Пекине предложил цзун-ли-ямыню не брать средств у России, обещая устроить заем в Англии, а 17(29) декабря японский флот сосредоточился у Цусимы, а английский - у порта Гамильтон, осмелел (55). 18(30) декабря Покотилов сообщил Витте, что китайцы резко переменили свое отношение к России. Они потребовали письменного заявления, что Петербург не намерен удерживать за собой Порт-Артур и Далянвань(56). Ответ России, отвергавший всякие письменные гарантии, как недостойные великой державы, гласил, что порты будут оставлены тогда, "когда политические обстоятельства и обоюдные интересы России и Китая это позволят". Мало того, одновременно была выражена просьба предоставить русскому флоту стоянку в Печилийском или Корейском заливах (57). Готовность уйти из бухт Ляодуна обрадовала китайское правительство, но камнем преткновения стал вопрос о выборе гавани: Китай предлагал России подыскать себе бухту в устье р. Ялу (чего желал и Витте) и обещал сам построить к нему железную дорогу (правда, за русский счет) (58). Петербург такое решение не устроило, однако вариант Порт-Артура в качестве незамерзающей гавани по-прежнему пока не рассматривался.

Параллельно шли переговоры о займе. Его условия были сообщены цзунли-ямыню 21 декабря 1897 г. (2 января 1898 г.). Китайцы сразу же ознакомили с их содержанием англичан. Это означало, что Пекин не устраивают предложения Петербурга и он решил сыграть на англо-русских противоречиях. Китай явно не спешил, отношение к русскому проекту сменилось с сочувственного на неблагоприятное даже у Ли Хунчжана. Далее последовал торг между Петербургом и Пекином, в ходе которого китайская сторона ссылалась на большую выгоду английского предложения (якобы Пекин получил заем на 50 лет под 3% годовых). Покотилов ответил, что Россия будет только рада, если Китай возьмет деньги на свободных рынках. Однако, детально ознакомившись с английскими условиями, Ли Хунчжан тут же обратился к агенту Министерства финансов, желая продолжить переговоры о займе (Покотилов телеграфировал об этом в Петербург 27 декабря 1897 г. / 8 января 1898 г.). В конце концов Ли Хунчжан, который вел переговоры от имени Китая, согласился на все условия Петербурга, за исключением строительства русской железной дороги к Желтому морю (59). Но позиция уполномоченного показалась в Пекине слишком уступчивой, сановник столкнулся с сильной оппозицией и был вынужден отказаться от своего согласия (60). Между Англией и Россией в Пекине развернулась острейшая борьба: стороны не скупились на обещания и угрозы.

9(21) января 1898 г. Покотилов сообщил Витте, что Лондон, по-видимому, ограничится "самыми невинными требованиями, лишь бы не позволить нам успеть в займе". Кроме того, российский представитель опасался, что англичане могли уже пообещать китайским сановникам крупную взятку за устройство займа. Витте немедленно разрешил Павлову, который официально вел переговоры, израсходовать 1 млн. руб. на "подарки", подчеркнув, что он придает успеху русского займа исключительно большое значение (61). При таких обстоятельствах увязка займа с получением от Китая Порт-Артура не имела шансов на успех. К тому же задачу России невольно усложнили французы: узнав, что для получения денег Пекин готов пойти на существенные уступки англичанам, Париж тут же предупредил, что потребует себе аналогичных преференций на юге Китая.

Апогей соперничества российского и английского представителей в Китае Павлова и К. Макдоналда пришелся на 12(24) января. В этот день Павлов выступил в цзун-ли-ямыне, где прямо угрожал китайским правителям. Министры якобы утверждали, что не знают, как отказать Лондону, так как в финансовом отношении его условия выгоднее русских. Требование равных с английскими условий Павлов отверг как несовместимое с достоинством России. Посланник занял жесткую позицию, объявил о недопустимости соглашения Китая с англичанами как по поводу Далянваня, так и вообще северной части побережья Желтого моря, а также о необходимости предоставить России право строить железную дорогу к неназванному незамерзающему порту вне всякой связи с займом (62). В этот же день Покотилов имел разговор с английским посланником, который угрожал, что в случае принятия условий России Лондон выдвинет все возможные претензии к Пекину.

Действительно, китайцы испугались российско-британской схватки, сопровождавшейся серией угроз в адрес правителей Поднебесной, даже Ли Хунчжан, которому до этого больше нравились английские условия, склонился к русскому варианту. Трудно сказать, сыграла ли в этом его решении какую-либо роль взятка в 500 тыс. руб., которую 11(23) января, за день до выступления перед правительством, Павлов ему обещал за заключение займа (63). К обработке китайского сановника Витте привлек и Ухтомского, через которого направил Ли Хунчжану письмо (64). К 14(26) января члены цзун-ли-ямыня придумали выход из положения: поделить заем пополам, а затем 20 января (1 февраля) вообще отказались от замысла о внешнем кредите. 24 января (5 февраля) правительство обнародовало условия внутреннего займа на 100 млн. лан на 20 лет, включавшие принудительную подписку чиновников. Его облигациями (по 100 лан) разрешалось оплачивать поземельную подать и соляной налог. Российские представители в Китае не верили в успех внутреннего займа и считали, что Пекину все равно придется искать деньги за границей. Так вскоре и случилось. 19 февраля (3 марта) Павлов сообщил, что Китай взял у Гонконг-Шанхайского банка 16,5 млн. фунтов стерлингов под 4,5% на 45 лет. России было особенно неприятно то, что заем предназначался для строительства железных дорог Шанхайгуань-Цзиньчжоу и Инкоу-Мукден, несмотря на то, что ранее Китай обещал не предоставлять концессий на строительство магистралей севернее Шанхайгуаня никому, кроме русских (65).

Витте в те дни сложившаяся ситуация представлялась тупиковой, он видел, что в прямом противостоянии России вряд ли удастся одержать верх, несмотря на поддержку Франции (66). Покотилов сообщал из Пекина неутешительные сведения: переговоры Англии с Китаем идут успешно и Лондон не очень требователен - лишь бы заем не достался России. Тогда министр финансов решил увязать предоставление денег Китаю с судьбой Порт-Артура в совершенно ином контексте. Свою идею он высказал Муравьеву и после их встречи, состоявшейся 13(25) января, составил записку. Если ранее занятие Порт-Артура и Далянваня рассматривалось как мера временная, как средство для получения Россией другого порта на Желтом море и права на строительство железной дороги к нему, а также как рычаг в вопросе о займе, то сейчас министр финансов развернул всю комбинацию. Россия отказывается от займа Китаю, за это Пекин предоставляет ей "навсегда" Порт-Артур как военную гавань, а Далянвань - в качестве конечного пункта Сибирской железной дороги (67). Таким образом, если идея ввести русские суда на рейд этих двух китайских портов для последующего торга с Пекином принадлежала Муравьеву, то мысль надолго обосноваться на Ляодунском полуострове должна быть занесена "в актив" Витте.

Впрочем, Муравьев и сам подумывал о чем-то подобном. Еще 8(20) января он предложил Павлову "весьма осторожно" вступить с китайцами в переговоры об аренде ляодунских портов, убеждая их, что после ухода русских судов оттуда их все равно "откроют англичане". Однако уже 14(26) января Муравьев отверг предложение министра финансов. Он ответил ему, что после общения с дипломатами на приеме решил, что переговоры с Англией станут возможными лишь после того, как китайский заем уже будет отдан России. Это означало, что министр иностранных дел отклонил идею закрепить за собой Порт-Артур и Далянвань (68).

В ответ обидевшийся Витте лишь напомнил, что он выступал против захвата силой Порт-Артура и Далянваня (69). И он настоял на своем: 5 февраля Николай II утвердил условия отказа России от китайского займа. Среди них были аренда Порт-Артура и Далянваня и строительство железной дороги к ним (70).

8(20) февраля Павлов получил из Петербурга распоряжение не препятствовать займу у Англии при условии, если России будет предоставлена возможность пользоваться Порт-Артуром и Далянванем при сохранении верховных прав на них за Пекином (71). 11(23) февраля ему было послано согласованное между министрами распоряжение уже прямо добиваться не только аренды Квантунского полуострова, но и концессии на железную дорогу к нему. Чтобы китайцы вели себя посговорчивее, Николай II пригрозил китайскому посланнику Сюй Цычену, что с наступлением весны русские суда из Порт-Артура "могут случайно отправиться в открытое море" и их отсутствием "тотчас же воспользуется какая-либо из великих держав". Избежать этой "случайности" можно было лишь заключив договор об аренде двух портов на Ляодунском полуострове. Витте выразил полную готовность действовать в духе нового курса. Он также поддержал некоторые условия, не содержавшиеся в его прежнем предложении: Россия настаивает на немедленном заключении соглашения об аренде и о концессии, в противном случае - отказывается выполнять договор 1896 г. (оборонительное соглашение против Японии) (72).

Сразу же Павлов предупредил Петербург: Китай станет сопротивляться, поэтому не будет спешить с переговорами. России, не ожидая их результата, надо действовать: устраивать порты, изыскивать средства для сооружения железной дороги и т.д., чтобы "дать ясно понять Китаю, что мы смотрим на подписание окончательного соглашения как на простую формальность, не могущую изменить сущность дела" (73).

Первая встреча Павлова в цзун-ли-ямыне состоялась 19 февраля (3 марта). Дипломат потребовал, чтобы дело решилось в пять дней и все формальности улажены к 15(27) марта. Опасения посланника подтвердились: китайцы, несмотря на то, что на них произвела впечатление решительность России, тем не менее затягивали дело и обращались "в иностранные посольства с просьбой о помощи против России" (74). Пока Пекин пытался сопротивляться, в Петербурге разрабатывали условия соглашения. Они были вынесены на обсуждение Особого совещания 24 февраля (8 марта): какие границы должны быть у арендуемой территории (от порта Адамс до бухты Бицзыво), у нейтральной зоны (от Инкоу до устья реки Удаохэ). Для подкрепления своих требований и демонстрации решительности участники совещания сочли необходимым перебросить из Владивостока в Порт-Артур батальон пехоты, четыре орудия и взвод казаков (75).

На основании заключений Особого совещания Павлову была направлена инструкция. Россия хотела заключить договор об аренде Ляодунского полуострова сроком на 25 лет с предоставлением ей всех прав по управлению арендуемой территорией. Было решено, что военное и гражданское управление на Ляодуне сосредоточится в руках одного лица (с полномочиями генерал-губернатора). Порт-Артур предполагалось превратить в закрытый военный порт, а Далянвань - в открытый торговый. От Китая также требовалось предоставить концессию на железную дорогу от основной линии КВЖД на Ляодун. Для успокоения китайцев Николай II просил Ламздорфа также заверить посланника Сюй Цичена, "что все наши требования клонятся к общей выгоде Китая и нашей и общей безопасности. Что нужно Китаю верить нам и не следует слушать наветов наших врагов. О разделе Китая и речи быть не может!" (76)

Несмотря на все увещевания, Пекин продолжал выжидать. 28 февраля (12 марта) Павлов предъявил цзун-ли-ямыню еще один ультиматум: дать ответ не позднее 2(14) марта. К этому сроку Пекин объявил, что в принципе удовлетворит большинство требований России, за исключением Порт-Артура, который китайцы хотели сохранить за собой. Покотилов объяснил поведение мандаринов: они тянули время, жалуясь на Россию Англии и Японии, и пытались получить у них уверение, что в случае ухода русских из Порт-Артура их суда не войдут в этот порт. Однако эти усилия не дали результата, несмотря на то, что Пекин действовал в тесном контакте и согласно рекомендаций британских дипломатов. К 8(20) марта император лишь назначил уполномоченных для переговоров с Россией - Ли Хунчжана и Чжан Инхуана. Возможно, в своем упорстве Пекин надеялся на опыт отношений с немцами: Германия не только освободила большую часть занятой ею территории вокруг Киао-Чао, но и объявила этот порт открытым. Павлов предлагал усилить давление: "Пока фактически не займем намеченную территорию, до тех пор не добьемся удовлетворительного решения" (77). Николай II согласился с предложением ("Я думаю, он прав").

Неожиданно 11(23) марта китайцы уступили и приняли в основном русские требования, включая аренду Порт-Артура. Их пожелания сводились к некоторым частным вопросам: чтобы на арендуемой территории не было русского губернатора или генерал-губернатора, чтобы железная дорога не предусматривала полосы отчуждения, чтобы в концессию не входил город Цзиньчжоу и, наконец, чтобы Россия уплатила за переходящие к ней портовые сооружения 3 млн. лан (большинство требований, за исключением последнего, не были удовлетворены). Покотилов объяснял неожиданную сговорчивость Китая встречей Ли Хунчжана и Чжан Инхуана с императором Гуаньсюем, которая состоялась 10 (22) марта. Ли Хунчжану якобы удалось убедить богдыхана, что Россия не имеет плохих замыслов против Китая (78). Возможно, определенную роль сыграла взятка: 9(21) марта Покотилов сообщил в Петербург, что он пообещал китайским уполномоченным по 500 тыс. лан (более 700 тыс. руб.) каждому за подписание договора (79). Немаловажное значение должно было иметь и поведение иностранных дипломатов. Если английский представитель, приглашенный на заседание цзун-ли-ямыня, не возражал против уступки Далянваня, предупредив министров, что в случае передачи Порт-Артура другие державы станут требовать себе аналогичных уступок, то французский представитель во всем поддержал Россию (80). Выходило, что Китай не может рассчитывать на серьезную поддержку великих держав, скорее он мог столкнуться с новыми требованиями.

Соглашение об аренде Ляодунского полуострова сроком на 25 лет с правом строительства на нем военного и торгового портов было заключено 15(27) марта 1898 года. В этот же день китайцы начали покидать полуостров. 16(28) марта (еще до ратификации конвенции богдыханом, которая состоялась 20 марта / 1 апреля) по распоряжению царя Дубасов начал высадку войск в Порт-Артуре и Далянване, поднимая везде русские флаги (81).

Министерство иностранных дел призывало вести себя мягче и осторожнее, чем это хотелось военным. Впрочем, это еще не означало предупредительного отношения к просьбам Пекина, которые редко удовлетворялись. Муравьев требовал от моряков быть максимально обходительными с иностранцами и сам немедленно заверил англичан, что Далянвань будет открыт для международной торговли. Он также склонен был удовлетворить просьбу китайского правительства предоставить городу Цзиньчжоу автономное управление и не размещать в нем русский гарнизон. Однако командование эскадры отказались сделать это из военных соображений. Военные вообще вели себя жестко, а иногда и грубо. Дубасов, например, препятствовал поездке мукденского цзянь-цзюня в Цзиньчжоу, которая, по его мнению, не вызывалась никакими важными соображениями. Павлов полагал, что китайскому чиновнику следовало, наоборот, оказать любезный прием, в чем дипломата поддержал Николай II (82).

Занятие Ляодунского полуострова не решило всех проблем. Порт-Артур морякам в принципе не подходил в качестве главной базы флота, так как был слишком удален от Корейского пролива и японского побережья, поэтому не защищал Корею и не мог препятствовать высадке японцев на континент. Обследование бухты, проведенное несколько раз, выявило ряд серьезных неудобств: ветер на внешнем рейде был такой силы, что требовал устройства обширного волнореза; между тем глубина внутренней бухты оказалась недостаточной, поэтому судам с осадкой свыше 25 футов приходилось оставаться на внешнем рейде под сильным ветром. Для улучшения порта требовалось углубить рейд, прорыть второй выход из бухты, соорудить два мола - это не считая чисто технического оснащения порта, где практически ничего не было, и мер по его военной защите (разместить гарнизон в 12 тыс. человек и до 350 артиллерийских орудий). Это предвещало значительные затраты, примерно в 13,5 млн. рублей (83). Признавая важное значение этого китайского порта и предполагая его реконструкцию, моряки все же продолжали настаивать на приобретении порта в Корее. Командующие тихоокеанской эскадрой Е. И. Алексеев, а затем и Дубасов обследовали ряд бухт и нашли оптимальным вариантом Мазанпо (юго-восточная часть корейского побережья) либо остров Кожедо (Каргодо) (84).

Аренда 2784 кв. верст китайской территории была обременительным приобретением. На полуострове практически отсутствовали дороги, катастрофически не хватало питьевой воды (ее брали только из немногочисленных колодцев). Почва была загрязнена разлагающимися бытовыми отходами населения в 250 тыс. человек. Не лучше был и климат: высокая температура летом в сочетании с очень влажным воздухом. Каменные постройки становились сырыми, покрывались плесенью. Жить в палатках было невозможно из-за сильной жары, приводившей даже к солнечным ударам. Жаркий и влажный климат и антисанитария способствовали частым эпидемиям дизентерии и брюшного тифа среди местного населения. Городок Порт-Артур с 4 тыс. жителей вырос за 30 лет на месте деревушки Люшийкоу и по большому счету мало отличался от нее, сохраняя грязь, зловоние и нищету небольшого китайского поселения. На месте будущего коммерческого порта находилась деревня Далянвань, состоявшая из одной улицы и нескольких казенных построек, главной из которых был минный городок. Бухты также оказались с многочисленными неудобствами. Порт Далянвань был мелководен, при юго-восточном ветре в его акватории начиналось сильное волнение, из-за которого большие суда следовало оставлять далеко от берега и сообщение с ними прерывалось. Кроме того, само расположение гавани оказалось не вполне удачным. Чтобы ее благоустроить, понадобилось соорудить широкий мол, выдвинутый в море. Из-за открытости мола на него пошла сильная волна, представлявшая собой реальную опасность для морских судов. Дабы устранить опасность, устроили волнорез: волны не стало, но зимой бухта начала покрываться льдом. Пришлось приобретать ледоколы и вычерпывать лед (85).

Но Витте, не обращая внимания на трудности, стремился к максимально быстрому развитию Квантуна. Согласно его планам, предполагалось, что в скором времени население Дальнего достигнет 400 тыс. человек, невзирая на сильный дефицит питьевой воды, нормальной почвы, леса, и т.п., а сам город станет крупнейшим торговым центром всего Дальнего Востока (86). Разумеется, ничего этого не получилось.

Захват Ляодуна поставил вопрос и о направлении КВЖД. Здесь Витте неожиданно встретил сопротивление со стороны военного министра А. Н. Куропаткина, который начал вмешиваться в строительство магистрали. В конце апреля 1898 г. военный министр на всеподданнейшем докладе добился повеления Николая II, чтобы Витте ускорил строительство трассы по Ляодуну до Инкоу, хотя договор с Китаем об этой ветке был подписан в Петербурге только 24 июня (6 июля) 1898 года. Примерно в это же время Куропаткин выступил за присоединение бухты Би-цзы-во как одной из точек, рядом с которой пройдет железная дорога. Он сумел получить согласие царя, хотя это добавление выходило за рамки соглашения о КВЖД. Муравьев, узнав об этом из письма военного министра, только с помощью Витте добился у Николая II отмены этого решения (87). Нарастание разногласий по поводу политики России в Китае не могло не тревожить, однако тогда этому не придали большого значения.

С захватом Порт-Артура и Далянваня и последующим заключением договора об аренде Ляодунского полуострова Россия, казалось бы, наконец получила незамерзающий порт. Однако моряки оставались не вполне довольны приобретением и по-прежнему присматривались к гаваням на корейском побережье. Более определенным итогом явилось то, что эта история послужила важным переломным пунктом в политике Петербурга рубежа XIX- XX столетий. Действия Муравьева показали, что монополии Витте в дальневосточных делах пришел конец. Помимо министра иностранных дел активным участником выработки решений в этой сфере вскоре стал новый (с 1 января 1898 г.) военный министр Куропаткин, а затем и "безобразовцы". Но едва ли не самым важным последствием стал фактический крах виттевской мирной экономической экспансии и тот тупик, в который она зашла к концу 1897 года. После японо-китайской войны 1894 - 1895 гг. правители Поднебесной пришли в себя от страха и перестали отступать. По сути, Муравьев оказался прав: чтобы добиться от Китая дальнейших уступок, нужны были новые, силовые рычаги давления.

Наконец, обстоятельства захвата Порт-Артура и Далянваня не подтверждают обвинений Витте по адресу Муравьева: "славу" и ответственность за договор об аренде Ляодунского полуострова министру финансов следует разделить с главой внешнеполитического ведомства как минимум пополам.

Примечания:

1. РОМАНОВ Б. А. Россия в Маньчжурии (1892 - 1906). Л. 1928, с. 180 - 208; РОТШТЕЙН Ф. А. Международные отношения в конце XIX века. М. -Л. 1960, с. 427 - 464; ИГНАТЬЕВ А. В., МЕЛИХОВ Г. В. Дальний Восток в планах и политике России. В кн.: История внешней политики России. Конец XIX - начало XX века. М. 1997, с. 141 - 143.

2. Из архива С. Ю. Витте. Воспоминания. Т. 2. СПб. 2003, с. 23.

3. Там же. Т. 1. Кн. 1. СПб. 2003, с. 498.

4. Там же, с. 503.

5. Там же, с. 502, 504.

6. Российский государственный архив военно-морского флота (РГА ВМФ), ф. 417, оп. 1, д. 1465, л. 270 - 271. Тыртов - в Морское министерство, 20. VIII.(1. IX.)1895; СИМАНСКИЙ П. Н. События на Дальнем Востоке, предшествовавшие русско-японской войне (1891 - 1903 гг.). Ч. 1. СПб. 1910, с. 87.

7. РГА ВМФ, ф. 417, оп. 1, д. 1465, л. 274, 282. Телеграмма Морского министерства Тыртову, 25. IX.1895.

8. Там же, д. 1689, л. 2 - 2об. Справка о бухте Киао-Чао, 13(25). IX.1897.

9. Красный архив, 1938, N 2(87), с. 35 - 36. Павлов - в МИД, 20. X.(1. XI.)1897.

10. Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ), ф. 143, оп. 491, д. 1489, л. 10 - 12. Кассини - в МИД, 15(27). VIII.1896; д. 13, л. 23. Телеграмма Кассини в МИД, 11(23). VIII.1896; Красный архив, 1938, N 2(87), с. 28 - 29; А. П. Кассини - А. Б. Лобанову-Ростовскому, 16(28). VIII.1896; РОТШТЕЙН Ф. А. Ук. соч., с. 384.

11. Об этом российские представители неоднократно заявляли немцам в 1896 - 1897 гг. (РОМАНОВ Б. А. Очерки дипломатической истории русско-японской войны. 1895 - 1907. М. -Л. 1955, с. 51 - 52).

12. Цзун-ли-ямынь - управление по иностранным делам, учреждённое указом китайского императора 19 января 1861 г., которому было поручено заведовать внешними сношениями Поднебесной. Управление представляло собой коллегию (до 11 человек); каждый из этих сановников назначался богдыханом. Цзун-ли-ямынь походил на российские Особые совещания, но в отличие от них действовал постоянно. 24 июля 1901 г. он был реорганизован в Вай-ву-бу (Министерство иностранных дел).

13. Красный архив, 1938, N 2(87), с. 31. Павлов - в МИД, 6(18). III.1897. Тем не менее, по свидетельству Ли Хунчжана, Гейкинг в цзун-ли-ямыне настаивал исключительно на Киао-Чао, даже не упоминая Амоя (с. 32).

14. АВПРИ, ф. 340, оп. 584, д. 89, л. 102 - 107. Выписка из донесения вице-консула в Чифу В. Ф. Гроссе, 30. VI.(12. VII)1897.

15. АВПРИ, ф. 143, оп. 491, д. 1489, л. 69 - 70. Тыртов - Муравьеву, 3(15). XI.1897.

16. РГА ВМФ, ф. 417, оп. 1, д. 1689, л. 7. Ламздорф - Тыртову, 3(15). X.1897.

17. Красный архив, 1938, N 2(87), с. 36, 38. Павлов - в МИД, 20. X.(1. XI.)1897, Муравьев -Тыртову, 25 и 26. X.(6 и 7. XI)1897; РГА ВМФ, ф. 417, оп. 1, д. 1689, л. 15 - 16, 25;

18. Подробнее см.: СИМАНСКИЙ П. Н. Ук. соч., с. 88 - 89.

19. Переписка Вильгельма II с Николаем II. М. -Пг. 1923, с. 21. Германский император был в России с визитом 7 - 10 (19 - 22) августа 1897 года. Во время одной из встреч с Николаем II он неожиданно спросил царя, может ли Германия занять Киао-Чао, так как Россия портом не пользуется, а немцам гавань нужна для стоянки своей эскадры. Царь, захваченный врасплох, не сумел отказать (РОТШТЕЙН Ф. А. Ук. соч., с. 407 - 408). Он ответил, что "совершенно не заинтересован в пунктах южнее линии Тяньцзин-Пекин", поэтому не собирается мешать немцам в Шаньдуне (Вильгельм II. Мемуары, события и люди. М. -Пг. 1923, с. 32). П. Н. Симанский предположил, что Петербург уже наметил в качестве желанного для себя незамерзающего порта корейский Пеньян в устье р. Тантонг (СИМАНСКИЙ П. Н. Ук. соч., с. 88).

20. РГА ВМФ, ф. 9, оп. 1, д. 25, л. 1 -1а. Авелан - Дубасову, конец октября 1897 г.; АВПРИ, ф. 143, оп. 491, д. 1489, л. 69 - 70. Тыртов - Муравьеву, 3(15). XI.1897.

21. АВПРИ, ф. 143, оп. 491, д. 1488, л. 11 - 12. Павлов - в МИД, 4(16). XI.1897; Российский государственный исторический архив (РГИА), ф. 560, оп. 28, д. 95, л. 2 - 5. Покотилов - Витте, 5(17). XI.1897.

22. РГА ВМФ, ф. 417, оп. 1, д. 1689, л. 37. Тыртов - Дубасову, 4(16). XI.1897.

23. АВПРИ, ф. 143, оп. 491, д. 1487, л. 60. П. С. Ванновский - Муравьеву, 9(21). XI.1897. Военный министр ссылался при этом на Кассини, который якобы еще в январе 1897 г., уже находясь в Петербурге, заявлял, что по крайней мере Шаньдунский полуостров "должен быть свободен от чуждых нам иноземных влияний" из-за его стратегического значения.

24. РГА ВМФ, ф. 417, оп. 1, д. 1689, л. 38. Всеподданнейший доклад Тыртова, 5(17). XI.1897.

25. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), ф. 568, оп. 1, д. 58, л. 68. Конспект всеподданнейшего доклада Ламздорфа, 18(30). XI.1897.

26. СИМАНСКИЙ П. Н. Ук. соч., с. 92.

27. ГАРФ, ф. 568, оп. 1, д. 58, л. 64. Конспект всеподданнейшего доклада, 4(16). XI.1897. Николай II ответил Ламздорфу: "Я всегда был мнения, что будущий наш открытый порт должен находиться или на Ляодунском полуострове, или в с[еверо]-в[осточном] углу Корейского залива (Красный архив, 1932, N 3(52), с. 102).

28. АВПРИ, ф. 143, оп. 491, д. 1487, л. 74 - 75. Муравьев - Павлову, 18(30). XI.1897; РГИА, ф. 560, оп. 28, д. 95, л. 16. Покотилов - Витте, 23. XI(5. XII)1897.

29. Красный архив, 1932, N 3(52), с. 103 - 108.

30. РГИА, ф. 1622, оп. 1, д. 119. Журнал Особого совещания; Пролог русско-японской войны. Пг. 1916, с. 44 - 46. Витте был хорошо информирован о происходившем, в частности благодаря обстоятельным телеграммам Покотилова от 4, 5, 9, 10 (16, 17, 21 и 22) ноября (РГИА, ф. 560, оп. 28, д. 95, л. 1 - 8).

31. РГИА, ф. 1622, оп. 1, д. 120, л. 2 - 3.

32. Отдел письменных источников Государственного исторического музея (ОПИ ГИМ), ф. 444, оп. 1, д. 105, л. 43 - 50. Проект секретной инструкции А. Н. Шпейеру, утв. Николаем II 9(21). XII.1897. Однако Шпейер в Пекин не поехал, вместо него в марте 1898 г. туда был направлен М. Н. Гирс.

39. ГАРФ, ф. 568, оп. 1, д. 58, л. 77об. -78. Конспект всеподданнейшего доклада Ламздорфа, 16(28). XII.1897. Договор между Россией и Японией, подписанный в Москве 28 мая (9 июня) 1896 г. А. Б. Лобановым-Ростовским и А. Ямагатой, предусматривал равные возможности сторон в Корее, поддержку ее самостоятельности и невозможность односторонних действий в королевстве. Документ не устраивал японцев, претендовавших в Корее на большее. Они подписали соглашение только потому, что оно ограничивало возможности России и свидетельствовало об отсутствии у Петербурга намерения захватить Корею.

40. Там же, л. 79об. Конспект всеподданнейшего доклада Ламздорфа 23. XII.1897 (4. I.1898).

41. РГА ВМФ, ф. 417, оп. 1, д. 1710, л. 19. Муравьев - Павлову, 26. XI(8. XII)1897; л. 24. Черновик письма Тыртова вел. кн. Алексею Александровичу, 27. XI.(9. XII)1897; л. 39. Муравьев - Тыртову, 29. XI(11. XII)1897; л. 69.

42. РГИА, ф. 1622, оп. 1, д. 121. Записка Муравьева Николаю II, 2(14). XII.1897; ЕФИМОВ Г. В. Ук. соч., с. 237.

43. РГА ВМФ, ф. 417, оп. 1, д. 1710, л. 54 - 55, 57. Муравьев - Тыртову, 2(14). XII.1897.

44. Там же, л. 69об. -70. Тыртов - Дубасову, 3(15). XII.1897.

45. Там же, л. 79. В бухту Далянваня русские корабли вошли позже, 8 и 9 (20 и 21) декабря (СИМАНСКИЙ П. Н. Ук. соч., с. 102).

46. РОМАНОВ Б. А. Очерки, с. 74 - 75; РГИА, ф. 1622, оп. 1, д. 130; Из архива СЮ. Витте. Воспоминания. Т. 1, с. 502 - 503. И. И. Колышко, хорошо знавший министра финансов, рисует в своих воспоминаниях иную картину: "Трижды царь за спиной своего "союзника" (В. П. Мещерского. - И. Л.) подписывал отставку Витте, но, застигнутый "союзником" (которого Витте предупреждал), рвал отставку и подписывал сочиненный Мещерским благодарственный рескрипт" (ГАРФ, ф. 5881, оп. 1, д. 346, л. 15. КОЛЫШКО И. И. Закат царизма). Один из таких рескриптов был дан Витте 24 февраля (8 марта) 1898 года.

47. Public Record Office. Foreign Office (PRO FO). 65/1534. P.197 - 198. У. Гошен - P. Солсбери, 14(26).XII.1897; PRO FO. 65/1552. P.28 - 29. H. О"Конор - Солсбери, 31.XII.1897 (12.I.1898); PRO FO. 65/1552. P.56. О"Конор - Солсбери, 20.I.1898. Конечно, это была дезинформация, отчасти она сработала, несколько усыпив бдительность англичан.

48. РГИА, ф. 560, оп. 28, д. 95, л. 24. Покотилов - Витте, 11{23). XII.1897.

49. Заем требовался для уплаты контрибуции за поражение в войне 1894 - 1895 годов. Своевременная выплата последнего транша 8 мая 1898 г. позволяла Китаю сэкономить 23,75 млн. лан (ЕФИМОВ Г. В. Ук. соч., с. 240).

50. В этот ареал входил весь Ляодунский полуостров и Корея.

51. РГИА, ф. 560, оп. 28, д. 766, л. 56; РГИА, ф. 560, оп. 28, д. 75, л. 6 - 7, 12. Проект телеграммы Павлову, составленный Витте, [конец ноября - начало декабря 1897 г.]. История с Порт-Артуром косвенно показала значительное изменение в действиях Витте на Дальнем Востоке: он перестал говорить о проникновении в Центральный и Южный Китай, ограничиваясь исключительно северными провинциями.

52. Точный пересчет китайских ланов (таэлей) в рубли затруднен по многим причинам. В 1901 г., когда Министерство финансов определяло размер выплат Китая за ущерб, нанесенный России в ходе боксерского восстания, было принято соотношение: 1 лан 1,412 руб. в переводе на золото.

53. АВПРИ, ф. 143, оп, 491, д. 871, л. 55 - 56. Витте - Муравьеву, 30. XII.1897 (11. I.1898). По-видимому, Витте имел в виду захват японцами Вэйхайвэя.

54. РОМАНОВ Б. А. Россия в Маньчжурии, с. 193 - 195.

55. РГИА, ф. 560, оп. 28, д. 766, л. 36. Покотилов - Витте, 18(30). XII.1897. Однако это не произвело впечатления на Покотилова, который холодно ответил, что Россия не навязывает Китаю своих услуг и отказ Пекина будет ей только выгоден, так как "исполнения наших требований относительно Маньчжурии мы добьемся без всякого займа".

63. Там же, л. 22. Павлов - в МИД, 9(21). I.1898; л. 26. Павлов - в МИД, 12(24). I.1898 (вторая телеграмма). 200 тыс. руб. посланник пообещал Чжан Инхуану, который уверял, что на него можно вполне полагаться (РГИА, ф. 560, оп. 22, д. 209, л. 20. Павлов - в МИД, 15(27). I.1898).

64. "От Вас теперь зависит дать то или другое направление тревожному положению дел. Если вы кончите заем с Англией, то этим положение сделается еще более тревожным и Китай возбудит в России справедливое чувство недоверия. Если сделаете заем с Россией, то она опять будет к вам относиться так же дружественно, как относилась ранее, и сумеет успокоить положение. Я и Витте очень советуем вам как можно скорее кончить заем с Россией. Всякий день промедления ухудшает дела, возбуждает интриги" (РГИА, ф. 1072, оп. 1, д. 9, л. 3 - 5. Витте - Ухтомскому, [январь 1898 г.]. Помета Ухтомского: "Для депеши от меня Ли Хунчжану").

65. АВПРИ, ф. 133, оп. 470. 1898 г, д. 81, л. 34 - 35, 38. Павлов - в МИД, 14(26) и 19. II.(3. III)1898.

66. Министр иностранных дел Франции Г. Ганото высказал российскому послу А. П. Моренгейму мнение, что противодействовать английскому займу очень важно и надо изо всех сил давить на Пекин (РГИА, ф. 560, оп. 22, д. 209, л. 13. Моренгейм - в МИД, 14(26). I.1898).

67. АВПРИ, ф. 143, оп. 491, д. 871, л. 90 - 91. Покотилов - Витте, 9(21). I.1898; л. 105 - 113. Проект докладной записки Витте, 14(26). I.1898.

68. РОМАНОВ Б. А. Россия в Маньчжурии, с. 198; АВПРИ, ф. 143, оп. 491, д. 871, л. 114. Муравьев - Витте, 14(26). I.1898. Днем 14(26) января Муравьев встречался с английским послом О"Конором. Разговор шел, в частности, о требовании Лондона открыть свободный доступ в Далянвань (но не в Порт-Артур). Министр в ответ опять рассуждал о том, что Россия ишет себе незамерзающий порт (что, кстати, признавалось в Англии основательной причиной действий) в устье р. Ялу. Но так как у него не было ясного представления, удастся ли найти там подходящую гавань, то от каких-либо конкретных обещаний относительно Далянваня Муравьев уклонился ( PRO FO. 65/1552. Р.72 - 73. О"Конор - Солсбери, 26. I.1898.

69. АВПРИ, ф. 143, оп. 491, д. 871, л. 120 - 121. Витте - Муравьеву, 15(27). I.1898. Чуть позже министр финансов забеспокоился и задал Покотилову вопрос: "Я бы очень желал знать, правда ли, что мы заняли Артур, Далянвань по приглашению Китая, как здесь уверяют, или это сделано против желания Китая" (РГИА, ф. 560, оп. 29, д. 68, л. 32. Витте - Покотилову, 27. I(8. II.1898). Понятно, что если бы это было "против", то министру финансов следовало бы всячески скрывать сам факт своей инициативы.

70. РОМАНОВ Б. А. Россия в Маньчжурии, с. 201 - 202.

71. РГИА, ф. 560, оп. 28, д. 766, л. 127 - 128; РОМАНОВ Б. А. Россия в Маньчжурии, с. 203. Эта телеграмма была послана без участия Витте, Ламздорф сообщил ему текст на следующий день, 9(21). II.1898 (РГИА, ф. 560, оп. 28, д. 766, л. 126). III.1898; АВПРИ, ф. 133, оп. 470. 1898 г, д. 81, л. 44 - 45. Павлов - в МИД, 7(19). III.1898.

78. РГИА, ф. 560, оп. 28, д. 81, л. 55 - 58. Покотилов - Витте, 12(24). III.1898.

79. Там же, оп. 22, д. 209, л. 43. Покотилов - Витте, 9(21). III. 1898. Кроме того, Витте открыл чиновнику кредит еще в 500 тыс. лан "на случай необходимости новых расходов по тому же делу" (л. 52). Возможно, российские чиновники переусердствовали: уже в августе 1898 г. "взяткоемкость" китайских должностных лиц резко уменьшилась. Большинство из них стало отказываться от предлагаемых им взяток из-за боязни огласки (РГА ВМФ, ф. 417, оп. 1, д. 1711, л. 360. Муравьев - Авелану, 25. VIII(6. IX)1898). Некоторые, в том числе и высокопоставленные, взяточники действительно пострадали: Чжан Инхуан был арестован, заключен в тюрьму, власти произвели опись его имущества. Тем не менее он продолжал брать деньги от русских (РГИА, ф. 560, оп. 22, д. 209, л. 96 - 98. Телеграммы Покотилова Витте, 9, 16 (21, 28) и 22. IX.(4. X.)1898). В результате у Покотилова получилась большая экономия: он сообщил министру финансов, что из выделенных ему 300 тыс. лан на "подарки" в Порт-Артуре будет израсходовано не более 60 тыс. (Там же, л. 90. Телеграмма 17(29). VIII.1898).

80. Там же, оп. 28, д. 81, л. 61. Покотилов - Витте, 13(25). III.1898. Чуть позже уступки на юге Китая были также сделаны французам.

81. Сборник договоров России с другими государствами 1856 - 1917. М. 1952, с. 309 - 312; РГИА, ф. 560, оп. 28, д. 766, л. 184. Покотилов - Витте, 16(28). III.1898.

82. РГА ВМФ, ф. 417, оп. 1, д. 1711, л. 3. Муравьев - Авелану, 1(13). IV.1898; л. 246 - 247. Муравьев - Тыртову, 31. V(12. VI)1898; PRO FO. 65/1552. Р.247. О"Конор - Солсбери, 13. III.1898.

83. РГИА, ф. 721, оп. 1, д. 31. Копия телеграммы об обследовании Порт-Артура; РГА ВМФ, ф. 417, оп. 1, д. 2119, л. 6 - 8. Всеподданнейшая записка вел. кн. Алексея Александровича, 8(20). IIIВопросы истории, № 4, Апрель 2008, C . 49-66.

Лукоянов Игорь Владимирович - кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Санкт-Петербургского института истории РАН.

Вопрос о занятии незамерзающего порта на Дальнем Востоке постоянно обсуждался руководством Морского и Военного ведомств еще с 70-х гг. XIX в. Последним толчком, заставившим поспешить Россию в этом вопросе, стали действия Германий и Англии. Англия уже имела несколько военноморских баз на Дальнем Востоке - Сингапур, Гонконг и другие, но мечтала о захвате новой базы в Северном Китае. Внимание британских, германских и русских адмиралов привлекла бухта Циндао (Киао-чоу). Коллежский советник русского МИДа писал: «Стратегическое значение Циндао (Киао-чоу), в силу его географического положения, громадно, оно отдает в руки занявшего его весь Шаньдун и открывает свободный доступ в Пекин, упраздняя все Печилийские укрепления как средства для обороны подступов к столице против владеющего названной бухтой».
В 1896-1897 гг. германский посол в Китае барон Гейканг несколько раз поднимал вопрос о передаче Циндао Германии. Китайское правительство все время отвечало Германии решительным отказом, ссылаясь, с одной стороны, на свое собственное намерение воспользоваться этой бухтой, как стоянкой для возрождавшегося в те дни китайского флота, а с другой - на право первенства, принадлежавшего по отношению к этой бухте России. Действительно, еще в 1895 г., в период переговоров с Японией, командовавший в это время соединенными эскадрами в Тихом океане вице-адмирал Тыртов 2-й по совещании со своими ближайшими сотрудниками - вице-адмиралом С.О. Макаровым и контр-адмиралом Е.И. Алексеевым указал именно на Циндао как на удобнейшую зимнюю стоянку русских судов. Эта же стоянка была необходима России, потому что Владивосток замерзал, рейд Чифу имел большие недостатки, корейские порты были неудобны тем, что телеграф там находился в руках японцев, а стоянка в японских портах, которой Россия пользовалась раньше, после событий 1895 г. оказалась уж совсем неудобной в политическом отношении. «Киао-чоу удовлетворяет условиям, имеется телеграф и провизия», - писал вице-адмирал Тыртов. 20 октября 1897 г. в Шаньдуне, недалеко от Циндао, местным населением были убиты два католических миссионера, по национальности немцы. Теперь Германия получила повод для захвата Циндао. 26 октября Вильгельм II отправил в Петергоф телеграмму, в которой сообщал о самом факте нападения китайцев на католических миссионеров, находящихся под его личным покровительством, писал, что он обязан наказать этих китайцев, и выражал уверенность, что Николай 11 ничего не будет иметь против его решения отправить германскую эскадру в Циндао, дабы с этого пункта действовать против «китайских разбойников». Вильгельм II писал, что Циндао наиболее подходящая стоянка, что наказания необходимы и произведут хорошее впечатление на всех христиан, что он, император, несет известные обязательства перед католической партией в Германии и должен показать себя перед католиками способным оказать им покровительство.

Занятие Германией порта Циндао

Николай II ответил на эту телеграмму, что он не может быть ни за ни против отправки германской эскадры в Циндао, поскольку недавно выяснилось, что стоянка там оставалась за русскими судами только временно, а именно на зиму 1895/96 г. Вместе с тем Николай II высказал опасения, что строгие меры наказания только вызовут волнения, произведут тяжелое впечатление на Дальнем Востоке и расширят или углубят пропасть, уже и без того существующую между христианами и китайцами. Утром 2 ноября 1897 г. три германских судна вошли в бухту Циндао, высадили 200 человек десанта и разрушили телеграфную линию. Уступая угрозе германского адмирала, начальник китайского гарнизона очистил порт и укрепления и отступил, оставив в руках немцев орудия, снаряды, амуницию и припасы. Отправившийся к германскому адмиралу за объяснениями генерал Чжан был обезоружен и задержан немцами. Германская пресса представила убиение двух миссионеров как угрозу всей германской нации. В помощь германской эскадре Тихого океана была немедленно отправлена вновь сформированная из четырех судов 2-я крейсерская дивизия под командованием брата императора принца Генриха. Отправка этих судов происходила с большой помпой и рядом патриотических манифестаций. Германское правительство воспользовалось шаньдуньским инцидентом и внесло в рейхстаг проект об усилении флота. Китайское правительство пыталось сопротивляться. К Циндао был послан пятитысячный отряд, а князь Гун обратился к русскому послу А.И. Павлову с просьбой послать русскую эскадру в Циндао. Николай II сгоряча отдал приказ эскадре идти в Циндао, но 8 ноября приказ этот был отменен. Потеряв надежду на помощь извне, Китай вступил с Германией в новые переговоры и в конце декабря 1897 г. заключил с ней особое соглашение, по которому Германия получала право на арендное пользование бухтой Циндао в течение 99 лет. Интересно, что район Циндао был подчинен ВМФ, а не министерству колоний Германии. За несколько лет Циндао превратился из маленькой рыбацкой деревушки в 60-тысячный город с многочисленными промышленными предприятиями и мощной крепостью. На Циндао стала базироваться эскадра германских кораблей. Не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы понять, что аннексия Циндао вызовет лавинообразную серию захватов других китайских территорий прочими империалистическими государствами, среди которых первыми будут Англия и Япония. Одним из самых лакомых кусочков Китая был Порт-Артур. Захват его был неизбежен. Вопрос заключался лишь в одном: кто это сделает? Следует заметить, что удобная гавань на южной оконечности Ляодунского полуострова получила в 1858 г. название Порт-Артур. Эту пустынную гавань впервые использовали англичане входе второй опиумной войны. Ближайшей базой британской эскадры, действовавшей в Печилийском заливе, был Гонконг, отстоявший на многие сотни миль. Поэтому «просвещенные мореплаватели» создали временную базу на Ляодунском (Квантунском) полуострове. База получила название Порт-Артур то ли по фамилии капитана 1 ранга Артура, командира одного из британских кораблей, находившегося в этих водах, то ли в честь полумифического короля британских кельтов Артура (V-VI вв. н.э.). Во всяком случае, англичане к тому времени называли именем Артура целых три порта: на юго-востоке острова Тасмании (Австралия), на западном берегу Горного озера (континентальная Канада) и в Мексиканском заливе (США).

Особенности Порт-Артура

После окончания второй опиумной войны гавань Порт-Артура опустела, точнее, там осталось маленькое китайское рыбацкое селение. Лишь в 1882 г. наместник провинции Хубэй Ли Хун Чан решил построить две сильные морские крепости на обоих берегах пролива Ляотешаньшуйдао, ведущего в Печилийский залив, - Порт-Артур (китайское название Люйшунь) и Вэйхайвэй (современное название Вэйхэй). Расстояние между этими портами около 160 км. Выбор места для обоих портов (морских крепостей) был очень удачен. Фактически эти крепости стали второй линией обороны Пекина, после фортов порта Дагу. Руководил постройкой укреплений Порт-Артура германский инженер Ганнекен. Около десяти лет свыше четырех тысяч китайцев строили крепость и порт. В 1892 г. работы были в основном закончены.
Для благоустройства порта был выкопан Восточный бассейн размерами 530 х 320 м и глубиной при отливе 5 м, а во время прилива - более 8 м, с гранитной облицовкой. Ширина входа в бассейн составляла 80 м. Вокруг бассейна расположились мастерские и другие портовые сооружения, дававшие возможность производить ремонт судов любой сложности. В Восточный бассейн выходили два дока. Порт и мастерские имели электрическое освещение. Укрепления Порт-Артура разделялись на два фронта обороны: береговой и сухопутный. Береговой фронт проходом в гавань делился на две части: восточную (Тигровый полуостров) и западную (Городская сторона). На восточной части имелось три береговых форта, вооруженных 32 береговыми орудиями, а на западном участке было пять береговых фортов с 30 береговыми орудиями системы Круппа. Все форты были долговременными, с большим количеством казематированных помещений. Материалом для постройки фортов служили главным образом глина и камень, и только коегде верхний слой земли брустверов и откосов был усилен тонким слоем «плохого бетона». Итак, России пришлось решать, занимать ли ей Порт-Артур, или его займут другие. Кроме того, русской эскадре на Дальнем Востоке давно уже требовался незамерзающий порт. Единственная военно-
морская база на Тихом океане, Владивосток, зимой замерзала. Хороших ледоколов не было, и приходилось или на полгода ставить эскадру на прикол, или на зиму уходить гостить в порты Японии или Китая. Обычно наши адмиралы предпочитали гостить в Японии. Причем не последним аргументом базирования в Нагасаки были любвеобильные гейши. Морское министерство рассматривало несколько вариантов создания незамерзающей военно-морской базы. Причем моряки отдавали предпочтение не ПортАртуру, а базе на юге Корейского полуострова. Основные аргументы: контроль над стратегическим Цусимским проливом, защита Кореи от вторжения японцев и, наконец, Владивосток был вдвое ближе (почти на 800 миль).
Управляющий Морским министерством вице-адмирал Тыртов писал: «Помешать из далекого Порт-Артура подготовлениям Японии к внезапному занятию Кореи нам будет значительно труднее, чем английской эскадре из Безикской бухты захвату Босфора. Для того чтобы... своевременно разрушить такой план захвата и чтобы Япония не решилась на это предприятие в сознании риска неудачи и неизбежных громадных потерь, необходимо иметь опорную точку на юге Кореи. База эта... нужна сверх того как связующее звено Владивостока с Порт-Артуром. Станция в южной Корее являлась бы, кроме того, сильной угрозой... более многочисленному торговому флоту Японии. Приобретение такого порта должно составлять цель, к которой необходимо стремиться неуклонно... Для обеспечения нашего спокойствия и развития на крайнем Востоке нам нужны не дальнейшие приобретения в Китае... а достижение преобладания на море. Но такое преобладание недостижимо одним уравнением наших сил в Тихом океане с японскими и даже некоторым излишком с нашей стороны, пока расстояния наших баз от объекта действий, т.е. Кореи, будут так велики, как теперь по сравнению с Японией, для которой всегда будет служить большим соблазном возможность... перебросить в Корею целую армию раньше, чем это даже будет известно во Владивостоке или Порт-Артуре. Поэтому нам необходимо стремиться приобрести... защищенную базу в юговосточной части Кореи, предпочтительнее всего Мозампо, чтобы обеспечить себя от всяких неожиданностей со стороны Японии». Как видим, и тогда нашим адмиралам были однозначно видны все недостатки Порт-Артура. Но дело решили экономические интересы, и не столько России, сколько конторы Витте и К°. Им ПортАртур нужен был не как военно-морская база, а как опорный пункт для торговой экспансии в Северном Китае. А формально для царя и для общественности выдвигается совершенно справедливый аргумент - не захватим мы, захватят другие. Действительно, захват немцами Циндао заставил Англию начать сосредоточение своей Тихоокеанской эскадры у Чусанских островов, недалеко от устья Янтсекианга. Намерения англичан были известны. Отдельные суда английской эскадры появились в Печилийском заливе. С конца ноября в Петербург стали поступать тревожные известия, что в Чифу ожидается британская эскадра в полном составе, что она идет затем в Порт-Артур, дабы предупредить Россию. Посол Павлов сообщил об этом в Петербург 25 ноября 1897 г. 27 ноября из самого Чифу донес об этом русский консул Островерхов. Наконец, о подобных планах Англии намекнул русскому представителю в Пекине и германский посол барон Гейкинг. Когда известие о намерениях англичан дошло до командующего Тихоокеанской эскадрой контр-адмирала Федора Васильевича Дубасова, он предложил морскому министерству занять архипелаг Коргодо с портом Мозампо. Русская военно-морская база там, как доносил Дубасов, вполне разрешила бы вопрос о стратегическом упрочнении России на берегах Восточного океана и давала русским опорный пункт, господствующий над сообщениями Кореи с Северным Китаем и Японией, связанный к тому же с Сеулом главной в Корее большой дорогой, расстоянием всего до 400 верст. 27 ноября 1897 г. Дубасов доносил в Петербург: «Мог бы занять эту базу и удержать, минировав второстепенные проходы и защищая эскадрой главные». Телеграмма эта была получена 30-го вечером, уже после того, как 29 ноября в 3 часа ночи в Нагасаки, где находилась русская эскадра, были посланы совсем иные распоряжения, расходившиеся с мнением командующего Тихоокеанской эскадрой. Впрочем, если бы его телеграмма и была получена до этих распоряжений, вряд ли Петербург изменил бы свое решение - занять не Мозампо, а Порт-Артур. Барон Розен, русский посланник в Токио, писал: «Нам очевидно опасно оставление этой важнейшей для нас позиции в бессильных руках Китая». Того же мнения держались и в Петербурге. Управляющий МИДом граф Муравьев находил, что теперь по получении согласия китайского правительства на свободное посещение русскими судами китайских закрытых портов он находит вполне возможным и своевременным немедленную отправку нескольких русских судов в Порт-Артур, «дыбы предупредить занятие этой гавани другой нацией». Генерал-адмирал великий князь Алексей Александрович заявил: «Надо послать в Артур сильную эскадру». Николай II, как всегда, не имел ни своего мнения, ни вообще каких-то идей в области дальневосточной политики. Он традиционно колебался. Наконец 28 ноября дядя Алексей уговорил царя согласиться на отправку русской эскадры в Порт-Артур.

Занятие русской эскадрой Порт-Артура

29 ноября 1897 г. в 3 часа ночи контрадмиралу Дубасову было послано по телеграфу приказание немедленно по получении этой телеграммы отправить в Порт-Артур отряд из трех судов. «Отряд должен спешить, - говорилось в депеше, - и по прибытии оставаться в этом порту впредь до распоряжения, причем судам быть готовым ко всяким случайностям. Сохраните поручение в строжайшем секрете даже от командиров; его должны знать только вы и Реунов. Официально назначьте посылку отряда в какой-нибудь другой порт. Остальные суда эскадры держите в полной готовности; уведомьте срочно о получении телеграммы и о выходе отряда». 1 декабря в Петербург пришло новое известие, что 4 английских судна спешно грузятся углем в Чифу и они, по всей видимости, идут к Порт-Артуру. Очевидно, что англичане могли предупредить русских: от Чифу до Порт-Артура было несколько часов хода, от Нагасаки до Квантуна - два с половиной дня. В Морском министерстве начали беспокоиться. Наконец 2 декабря от Дубасова была получена телеграмма о сделанных им распоряжениях и депеша о состоявшемся в ночь на 1 декабря выходе контрадмирала Реунова из Нагасаки. Предполагалось, что в Порт-Артуре уже могут находиться английские корабли. Поэтому Реунову было предписано тотчас же по прибытии в Порт-Артур заявить местным властям, что русские корабли, имея право в силу состоявшегося соглашения пользоваться китайскими арсеналами, пришли фактически осуществить это право; что вслед за отрядом Реунова придут и другие корабли русской эскадры, для которых нужно при помощи местного арсенала выполнить некоторые работы; что китайские власти должны передать это заявление английским кораблям, если последние находятся в ПортАртуре или придут туда, и просить англичан об очищении места для русской эскадры. Если же англичане не приняли бы заявления властей и приступили бы к занятию порта, то Реунов должен был до получения определенных указаний из Петербурга ограничиться энергичным протестом. Во всяком случае, он не имел права непосредственно требовать от иностранных судов, чтобы они покинули порт, а тем более начать против них какие-либо враждебные действия. Но англичан в Порт-Артуре не оказалось. Когда 4 декабря задержанный в пути свежим ветром отряд Реунова появился наконец на.его внешнем рейде, там находилось всего два военных судна, да и то китайских. Английская же канонерская лодка «Дафнэ» пришла в ПортАртур только 6 декабря. Несмотря на запрещение китайских властей, она вошла во внутренний рейд и, простояв 3 часа, ушла обратно. Контр-адмирал Дубасов считал необходимым наряду с Порт-Артуром занять и Талиенван. 2 марта 1898 г. он телеграфировал в Петербург генерал-адмиралу: «Без поддержки Талиенвана - Порт-Артур мог быть изолирован, и связь их обоих с внутренней базой могла быть прервана». Об этом еще 27 ноября говорил управляющий морским министерством граф Муравьев, считая, что одновременно с занятием Порт-Артура должны быть отправлены суда и в Талиенван. Как раз 2 декабря из Чифу был передан новый слух, будто бы Англия уже овладела Талиенваном. Поэтому 3 декабря в три часа ночи Дубасову было отправлено приказание Николая II немедленно послать в бухту Талиенван один крейсер и две канонерские лодки. «Невозможно позволить англичанам хозяйничать на севере», - телеграфировал великий князь Алексей Александрович. 8 и 9 декабря крейсер «Дмитрий Донской» и канонерские лодки «Сивуч» и «Гремящий» вошли в гавань Талиенвана. Английских судов там не оказалось. 17 декабря в Порт-Артур пришла канлодка «Кореец». Одновременно с ней пришли на внешний рейд и встали на якорь английские крейсера «Immortalite» и «Iphigenia». Китайцы подняли им сигнал, что вход в порт запрещен, и англичане через некоторое время ушли.
Первоначальные отношения русских и китайцев были самые дружественные. Русский посол Павлов писал: «Китайские власти в Порт-Артуре и Талиенване оказывают нашим судам самое широкое внимание». Три китайских судна по очереди ходили в Чифу для подвоза русским кораблям провизии. Сухопутное китайское начальство предупреждало каждое желание русских моряков. Происходил взаимный обмен подарками, обедами и любезностями. Весь запас угля в ПортАртуре был передан контр-адмиралу Реунову совершенно бесплатно, затем по распоряжению центрального китайского правительства из Шанхайгуаня был выслан дополнительный запас угля для русских кораблей. Наши корабли пришли в Порт-Артур с минимальным запасом угля и без денег, так как при выходе из Нагасаки командирам дано было знать, что они идут в Фузан. А в Фузане уголь был уже заготовлен, и расстояние было невелико. Когда же в море были вскрыты запечатанные конверты с приказанием, оказалось, что отряд идет в Порт-Артур. «К счастью, угля хватило, но были и такие суда, которые висели на волоске», - писал один из очевидцев. По приходе же в Порт-Артур русских выручили китайцы. Следуя инструкциям из столицы, генерал-
губернатор Печили заявил английскому консулу в Тяньцзине, что «русские пришли в Порт-Артур для защиты интересов Китая». Известие о появлении русских судов в Порт-Артуре вызвало тревогу в Англии и Японии. 18 декабря 1897 г. английская эскадра адмирала Бюллера в составе шести кораблей (общее водоизмещение 24 940 т) появилась на рейде Чемульпо. Тогда же разнеслись слухи о намерении англичан высадить десант на острова Чусан и в порт Гамильтон. 10 января 1898 г. лондонская газета «Стандарт» поместила на своих столбцах весьма агрессивную статью. Лорд Уолсней заявил, что если война начнется, то она застанет британскую армию в блестящем состоянии. Русскому послу в Лондоне приказано было заявить английскому правительству, что Россия крайне удивлена тревогой, возникшей как в лондонской печати, так и в общественных сферах столицы, что, по мнению русского правительства, интересы России и Англии на Дальнем Востоке не могут прийти в серьезное столкновение. Из дальнейших объяснений с английским премьером стало очевидно, что Лондон вполне удовлетворен этим ответом. Вообще же солидарность России с Германией невольно заставила Англию действовать с особой осторожностью. Уже 10 января 1898 г., в тот самый день, когда в Лондоне появилась статья в «Стандарте», контр-адмирал Дубасов донес, что общее настроение стало спокойнее, что отношения русских и английских судов носят дружественный характер, а встречи между адмиралами русской и английской эскадр отличаются особенной любезностью. В Японии появление русских судов у Квантуна повлекло целый ряд воинственных приготовлений. Всем адмиралтействам было приказано держать корабли в полной боевой готовности, поспешить с их ремонтом, вести работы даже ночью. Министр иностранных дел Японии Нисси запросил русского посланника, какие цели преследовала Россия, занимая Порт-Артур, и имеют ли русские в виду содействие или противодействие германским предприятиям в Китае. Барон Розен ответил, что занятие Порт-Артура стоит в прямой связи с занятием Циндао, что поступок немцев побуждает Россию искать обеспеченной стоянки вблизи Шаньдунского полуострова, что «наша политика всецело направлена к поддержанию мира и спокойствия на Крайнем Востоке, и что посылка отряда для временной стоянки в Порт-Артуре, очевидно, лишь мера предосторожности, «ни против кого не направленная и принятая с согласия китайского правительства». В то же время японский посланник в Пекине потребовал от китайцев объяснений и напомнил им данное при возвращении Ляодунского полуострова обещание не уступать этой местности никакой другой державе. Китайцы ответили, что о территориальной уступке Порт-Артура нет и речи и что по дружескому соглашению с Россией ее флоту лишь предоставлено право пользоваться Порт-Артуром и Талиенваном для временной стоянки. Подобно Англии, Япония не решилась на активный протест. Она не могла не видеть, что «тройственный союз», с которым она уже имела дело в период ратификации Симоносекского договора, не рухнул, а живет., настолько согласованы были все операции германской и русской эскадр, всего в течение одного месяца занявших у Китая три лучших северных гавани. Конечно, Япония еще более убедилась бы в силе и прочности этого союза, если бы могла слышать, что сказал 5 декабря 1897 г. русскому послу в Берлине император Вильгельм II, беседуя с ним по поводу Циндао и Порт-Артура: «Ваши враги -будь то англичане или японцы - становятся и моими врагами, и какими бы агрессивными они ни были, как бы ни противостояли вашим интересам, будьте уверены в том, что германская эскадра станет бок о бок с вашими военными судами». Таким образом, управляющий морским министерством был прав, сообщая 9 января Дубасову, что «опасаться неприязненных действий Японии или Англии нет оснований». За день до прихода русской эскадры в Порт-Артур китайцы попросили у России новый заем в сто миллионов лан. Деньги Китаю были крайне необходимы для выплаты Японии последних взносов денежной контрибуции. 2 декабря 1897 г. Д.Д. Покотилов185 передал министру финансов России просьбу Китая, чтобы Россия гарантировала и этот заем подобно тому, как она уже обеспечила заем 1895 г. В ответ на это С.Ю. Витте 4 декабря уведомил Покотилова, что Россия возьмет на себя совершение нового займа при условии, если Китай: 1) предоставит ей надлежащие гарантии в исправности своих платежей по этому займу; 2) подтвердит в безусловной форме разрешение южного направления Китайской Восточной железной дороги (т.е. задуманного в то время направления на Бодуне и Нингуту взамен нынешнего направления на Цицикар и Нингуту); 3) примет на себя обязательство не допускать никаких иностранцев, кроме русских, к сооружению железных дорог и к эксплуатации других промышленных предприятий во всех трех провинциях Маньчжурии, а равно и в Монголии и т.д. А, кроме того, Китай предоставит России выбор гавани для устройства порта для Добровольного флота, причем в новый порт будут иметь право входить все суда под русским флагом. 12 марта 1898 г. в Желтое море вошли прибывшие с Балтики броненосные крейсера «Рюрик» и «Дмитрий Донской». Но еще 11 марта китайские сановники в Пекине на переговорах с Павловым согласились передать России Порт-Артур и Талиенван с прилегающими территориями в аренду сроком на 25 лет. Статья 6-я соглашения определяла, что Порт-Артур для военных и коммерческих судов других государств будет считаться закрытым портом, но зато Талиенван, кроме одной из его внутренних бухт, будет считаться открытым для иностранной торговли и доступ в него будет предоставлен коммерческим судам всех наций. Параллельно с переговорами в Пекине русское командование вело переговоры в самом Порт-Артуре с местным начальством - генералами Сун-Цином и Ма-Юйкунем. Под их началом только в Порт-Артуре состояло 7500 человек пехоты и конницы при 20 полевых орудиях. В конце концов генерал Сун- Цин получил 100 тыс. руб., а генерал Ма-Юйкунь - 50 тыс. руб. Досталось и мелким чиновникам. 28 февраля Павлов сообщил Колесову, прикомандированному в качестве переводчика к русской эскадре: «...в мое распоряжение уже предоставлены денежные средства на выдачу пособия китайским властям Порт-Артура и Даляньваня, дабы привлечь их на нашу сторону... Полагаю чиновникам категории Гу, Ли, Хо практичнее всего определить теперь ежемесячно от 100 до 200 лан со дня прихода наших судов в Порт-Артур и обещать единовременно более крупную сумму в несколько тысяч лан»186. Трудно сейчас сказать, что произвело большее впечатление на китайских военных, - приказ из Пекина, «живые» деньги или 12-дюймовые пушки броненосцев «Сисой Великий» и «Наварин». Но меньше, чем за сутки (с 15 на 16 марта) все китайские солдаты покинули Порт-Артур. Взятка китайским генералам окупалась хотя бы тем, что в Порт-Артуре ими были брошены в исправном состоянии десятки мощных крепостных орудий, многие из которых позже участвовали в обороне крепости в 1904 г. Утром 16 марта 1898 г. в Порт-Артур из Владивостока прибыл пароход Добровольного флота «Саратов». С прибытием парохода был высажен десант в составе двух сотен забайкальских казаков, дивизиона полевой артиллерии и команды крепостной артиллерии.
В 8 часов утра 16 марта, пока шла высадка десанта, на мачте Золотой горы (вершины, господствующей над ПортАртуром) великий князь Кирилл Владимирович7 поднял Андреевский флаг рядом с китайским желтым флагом. Раздался салют эскадры - Порт-Артур официально стал русской военно-морской базой. В тот же день, 16 марта, состоялась высадка в Талиенване. Сюда еще накануне был отправлен из Порт-Артура контр-адмирал Реунов с крейсером «Дмитрий Донской», канонерской лодкой «Кореец» и клипером «Всадник». Всего в Талиенване было высажено на берег 180 человек при трех орудиях. Порядок не был нарушен ни в Порт-Артуре, ни в Талиенване. Значительная часть населения покинула оба города. Китайцы хорошо помнили резню, учиненную японцами при занятии Порт-Артура, и предпочли не испытывать судьбу. Русское командование было этому только радо и разместило войска в брошенных китайцами административных зданиях, кумирнях и частных домах. В 30 милях от Порт-Артура находится группа островов, которые китайцы называли Мяо-дао. Острова имели стратегическое значение, и контр-адмирал Дубасов решил занять их. 16 ноября 1898 г. крейсер «Дмитрий Донской» высадил на островах небольшой десант, и населению островов были розданы прокламации о присоединении островов к арендуемой Россией территории. Однако министр иностранных дел граф Муравьев испугался и уговорил Николая И отдать приказ об уходе русских сил с островов Мяодао. Взамен русские дипломаты заключили с китайцами отдельное соглашение по этим островам, согласно которому Китай обещал не передавать их другим странам и не позволять иностранным кораблям базироваться на них. Это было очередной наивностью наших дипломатов. За несколько дней до начала русско-японской войны японцы захватили острова, а затем стали использовать их в качестве военно-морской базы для блокады Порт-Артура. 19 марта вышел приказ Николая II: «Государь Император объявляет Высочайшую благодарность Командующему эскадрою в Тихом океане, Контр-Адмиралу Дубасову и Монаршее благоволение - всем чинам вверенной ему эскадры и сухопутного отряда за отличное исполнение возложенных на них поручений по занятию Порт-Артура и Талиенвана». Через четыре дня «Монаршее благоволение» было объявлено командирам эскадренных броненосцев «Сисой Великий» и «Наварин» и крейсера «Россия» капитанам 1 ранга Парегаго, Иенишу и Доможирову. В декабре 1898 г. Дубасов и Реунов были награждены орденом Святой Анны I степени. 14 сентября 1899 г. император пожаловал «За труды по занятию портов Квантунского полуострова Артур и Талиенван» ордена офицерам штаба начальника Тихоокеанской эскадры, кораблей «Сисой Великий», «Наварин», «Россия», «Рюрик», «Память Азова», «Адмирал Корнилов», «Дмитрий Донской», «Владимир Мономах», «Забияка», «Всадник», «Гремящий», «Отважный», «Кореец», «Манджур», «Сивуч» и пароходов Добровольного флота «Ярославль», «Саратов», «Екатеринославль», «Владимир», «Петербург» и «Воронеж». Награждение орденами за занятие Порт-Артура про изводилось до июня 1900 г. На занятие Порт-Артура Англия ответила традиционным британским шантажом - послала мощную эскадру в Желтое море. Эта эскадра превосходила по силе русскую, но у наших адмиралов на сей раз оказались крепкие нервы, и они попросту игнорировали англичан. Отважиться на войну против России без союзников Англия бы никак не осмелилась. Поскольку владычице морей не удалось отстоять китайский суверенитет над Порт-Артуром, она решила отхапать у Поднебесной империи порт Вэйхайвэй с окрестностями. 25 марта 1898 г. Англия потребовала от китайского правительства уступки Вэйхайвэя на северном побережье Шаньдуна, дабы иметь собственную базу на подступах к Пекину. Заодно английское правительство заявило претензии на увеличение своих владений на полуострове Цзюлун (Коулун) на материке напротив Гонконга. Аренда Цзюлуна была оформлена англо-китайским договором от 9 июня, а аренда Вэйхайвэя - 1 июля 1898 г. Одновременно британская дипломатия добилась расширения прав английского судоходства по рекам Китая. Так, к примеру, она получила фактическое признание бассейна реки Янцзы, богатейшей части Китая, в качестве сферы влияния Англии. Не осталась без куша и Франция. 7 марта 1898 г. она потребовала для себя «угольную станцию» (фактически военно-морскую базу!) в Южном Китае, концессию на железную дорогу от границы Вьетнама до города Юньнань-фу и некоторые другие преимущества. 9-10 апреля 1898 г. состоялся обмен нотами, который зафиксировал согласие китайского правительства на французские требования. При этом в качестве «угольной станции» Франции был уступлен на началах аренды порт Гуанчжоувань в провинции Гуанси. Итак, Китай грабили все кому не лень. Последними очухались «макаронники». 17 февраля 1899 г. итальянский посланник предъявил Китаю требование об уступке Италии бухты Санмынь и о признании всей провинции Чжэ-цзянь в сфере итальянского влияния. Это влияние должно было сказаться, во-первых, в проведении железной дороги от бухты Санмынь к реке Янцзы, а во-вторых, в подчинении итальянскому контролю всей торговли шелком в Чжэ-цзянь. Притязания были довольно существенными, так как эта торговля являлась одной из основных статей дохода китайского государственного казначейства. Итальянская нота переполнила чашу терпения китайского правительства. Получив итальянскую ноту и доклад по ней премьер-министра, вдовствующая императрица Цыси (1835-1908, годы правления: 1861 -1908) бросила их на пол. Нота была возвращена обратно при частном письме премьер-министра, в котором говорилось, что последний не имеет права и не будет входить в обсуждение подобного предложения, так как оно превышает его компетенцию. Получение обратно официально присланной ноты было принято итальянским правительством за оскорбление. В последних числах февраля 1899 г. Италия предъявила Китаю ультиматум и назначила своему посланнику в Китае Мартино для ответа четырехдневный срок. Когда 2 марта этот срок истек, а ответа не было, Мартино заявил, что он будет ждать еще 24 часа. Но прошло и 3 марта, прошло еще несколько дней, а Китай молчал. Тем временем выяснилось, что Италия может послать в Китай эскадру всего лишь из пяти судов и высадить десант численностью не более пятисот человек, да и за дальностью расстояния и печальным состоянием своих финансов Италия совершенно лишена возможности вести с Китаем продолжительную войну. Взвесив все шансы, итальянское правительство решило уступить. Козлом отпущения стал посланник Мартино, который был отозван из Пекина. Эта дипломатическая победа существенно подняла престиж Цыси в глазах народа. Во всем Китае росла ненависть к «белым дьяволам».

Вопрос о занятии незамерзающего порта на Дальнем Востоке постоянно обсуждался руководством Морского и Военного ведомств еще с 70-х годов XIX века. Последним толчком же, заставившим поспешить Россию в этом вопросе, стали действия Германии и Англии.

Англия уже имела несколько военно-морских баз на Дальнем Востоке - Сингапур, Гонконг и другие, но мечтала о захвате новой базы в Северном Китае.

Внимание британских, германских и русских адмиралов привлекла бухта Циндао (Киао-чоу). Коллежский советник русского МИДа писал: «Стратегическое значение Циндао (Киао-чоу), в силу его графического положения, громадно, оно отдает в руки занявшего его весь Шаньдун и открывает свободный доступ в Пекин, упраздняя все Печилийские укрепления как средства для обороны подступов к столице против владеющего названной бухтой».

В 1896- 1897 гг. германский посол в Китае барон Гейканг несколько раз поднимал вопрос о передаче Циндао Германии. Китайское правительство все время отвечало Германии решительным отказом, ссылаясь, с одной стороны, на свое собственное намерение воспользоваться этой бухтой как стоянкой для возрождавшегося в те дни китайского флота, а с другой сторо-

ны, на право первенства, принадлежавшего по отношению к этой бухте России.

Действительно, еще в 1895 г., в период переговоров с Японией, командовавший в это время соединенными эскадрами в Тихом океане вице-адмирал Тыртов 2-й после совещания со своими ближайшими сотрудниками - вице-адмиралом С.О. Макаровым и контр-адмиралом Е.И. Алексеевым, указал именно на Циндао как на удобнейшую зимнюю стоянку русских судов. Эта же стоянка была необходима России потому, что Владивосток замерзал, рейд Чифу имел большие недостатки, корейские порты были неудобны тем, что телеграф там находился в руках японцев, а стоянка в японских портах, которой Россия пользовалась раньше, после событий 1895 г., оказалась уж совсем неудобной в политическом отношении. «Киао-чоу удовлетворяет условиям, имеется телеграф и провизия», - писал вице-адмирал Тыртов.

20 октября 1897 г. в Шаньдуне, недалеко от Циндао, местным населением были убиты два католических миссионера, по национальности немцы. Теперь Германия получила повод для захвата Циндао. 26 октября Вильгельм II отправил в Петергоф телеграмму, в которой сообщал о самом факте нападения китайцев на католических миссионеров, находящихся под его личным покровительством, писал, что он обязан наказать этих китайцев, и выражал уверенность, что Николай II ничего не будет иметь против его решения отправить германскую эскадру в Циндао, дабы с этого пункта действовать против «китайских разбойников». Вильгельм II писал, что Циндао наиболее подходящая стоянка, что наказания необходимы и произведут хорошее впечатление на всех христиан, что он, император, несет известные обязательства перед католиками в Германии и должен показать себя способным оказать им покровительство.

Николай II ответил на эту телеграмму, что он не может быть ни за, ни против отправки германской эскадры в Циндао, поскольку недавно выяснилось, что стоянка там оставалась за русскими судами только временно, а именно на зиму 1895-1896 гг. Вместе с тем Николай II высказал опасения, что строгие меры наказания только вызовут волнения, произведут тяжелое впечатление на Дальнем Востоке и расширят или углубят пропасть, уже и без того существующую между христианами и китайцами.

Утром 2 ноября 1897 г. три германских судна вошли в бухту Циндао, высадили 200 человек десанта и разрушили телеграфную линию. Уступая угрозе германского адмирала, начальник китай-

ского гарнизона очистил порт и укрепления и отступил, оставив в руках немцев орудия, снаряды, амуницию и припасы. Отправившийся к германскому адмиралу за объяснениями генерал Чжан был обезоружен и задержан немцами.

Германская пресса представила убиение двух миссионеров как угрозу всей германской нации. В помощь германской эскадре Тихого океана была немедленно отправлена вновь сформированная из четырех судов 2-я крейсерская дивизия под командованием брата императора принца Генриха. Отправка этих судов происходила с большой помпой и рядом патриотических манифестаций.

Германское правительство воспользовалось шаньдуньским инцидентом и внесло в рейхстаг проект об усилении флота.

Китайское правительство пыталось сопротивляться. К Циндао был послан пятитысячный отряд, а князь Гун28 обратился к русскому послу А.И. Павлову с просьбой послать русскую эскадру в Циндао. Николай II сгоряча отдал приказ эскадре идти в Циндао, но 8 ноября приказ этот был отменен.

Потеряв надежду на помощь извне, Китай вступил с Германией в новые переговоры и в конце декабря 1897 г. заключил с ней особое соглашение, по которому Германия получала право на арендное пользование бухтой Циндао в течение 99 лет.

Любопытно, что район Циндао был подчинен ВМФ, а не министерству колоний Германии. За несколько лет Циндао превратился из маленькой рыбацкой деревушки в 60-тысячный город с многочисленными промышленными предприятиями и мощной крепостью. На Циндао стала базироваться эскадра германских кораблей.

Не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы понять, что аннексия Циндао вызовет лавинообразную серию захватов других китайских территорий прочими империалистическими государствами, среди которых первыми будут Англия и Япония. Одним из самых лакомых кусочков Китая был Порт-Артур. Захват его был неизбежен. Вопрос заключался лишь в одном - кто это сделает.

Удобная гавань на южной оконечности Ляодунского полуострова получила в 1858 г. название Порт-Артур. Эту пустынную гавань впервые использовали англичане в ходе второй опиумной войны. Ближайшей базой британской эскадры, действовавшей в

28 Сановник, выполнявший обязанности премьер-министра.

Печилийском заливе, был Гонконг, отстоявший на многие сотни миль. Поэтому «просвещенные мореплаватели» создали временную базу на Ляодунском (Квантунском) полуострове.

База получила название Порт-Артур то ли по фамилии капитана 1 ранга Артура, командира одного из британских кораблей, находившегося в этих водах, то ли в честь полумифического короля британских кельтов Артура (V-VI вв. н.э.). Во всяком случае, англичане к тому времени называли именем Артура целых три порта: на юго-востоке острова Тасмании (Австралия), на западном берегу Горного озера (континентальная Канада) и в Мексиканском заливе (США).

После окончания второй опиумной войны гавань Порт-Артура опустела, точнее, там осталось маленькое китайское рыбацкое селение. Лишь в 1882 г. наместник провинции Хубэй Ли Хун Чан решил построить две сильные морские крепости на обоих берегах пролива Ляотешаньшуйдао, ведущего в Печилийский залив, - Порт-Артур (китайское название Люйшунь) и Вэйхайвэй (современное название Вэйхай). Расстояние между этими портами около 160 км. Выбор места для обоих портов (морских крепостей) был очень удачен. Фактически эти крепости стали второй линией обороны Пекина, после фортов порта Дагу.

Руководил постройкой укреплений Порт-Артура германский инженер Ганнекен. Около десяти лет свыше четырех тысяч китайцев строили крепость и порт. В 1892 г. работы были в основном закончены.

Для благоустройства порта был выкопан Восточный бассейн размерами 530 г 320 метров и глубиной при отливе 5 метров, а во время прилива - более 8 метров, с гранитной облицовкой. Ширина входа в бассейн составляла 80 метров. Вокруг бассейна расположились мастерские и другие портовые сооружения, дававшие возможность производить ремонт судов любой сложности. В Восточный бассейн выходили два дока. Порт и мастерские имели электрическое освещение.

Укрепления Порт-Артура разделялись на два фронта обороны: береговой и сухопутный. Береговой фронт проходом в гавань делился на две части: восточную (Тигровый полуостров) и западную (Городская сторона). На восточной части имелось три береговых форта, вооруженные 32 береговыми орудиями, а на западном участке было пять береговых фортов с 30 береговыми орудиями системы Круппа. Все форты были долговременными, с большим количеством казематированных помещений. Материа-

лом для постройки фортов служили, главным образом, глина и камень, и только кое-где верхний слой земли брустверов и откосов был усилен тонким слоем «плохого бетона».

Итак, России пришлось решать - занимать ли ей Порт-Артур, или его займут другие. Кроме того, русской эскадре на Дальнем Востоке давно уже требовался незамерзающий порт. Единственная военно-морская база на Тихом океане, Владивосток, зимой замерзала. Хороших ледоколов не было, и приходилось или на полгода ставить эскадру на прикол, или на зиму уходить гостить в порты Японии или Китая. Обычно наши адмиралы предпочитали гостить в Японии. Причем не последним аргументом базирования в Нагасаки были любвеобильные гейши. Морское министерство рассматривало несколько вариантов создания незамерзающей военно-морской базы. Моряки отдавали предпочтение не Порт-Артуру, а базе на юге Корейского полуострова. Основные аргументы: контроль над стратегическим Цусимским проливом, защита Кореи от вторжения японцев и, наконец, Владивосток был вдвое ближе (почти на 800 миль).

Управляющий Морским министерством вице-адмирал Тыртов писал: «Помешать из далекого Порт-Артура подготовлениям Японии к внезапному занятию Кореи нам будет значительно труднее, чем английской эскадре из Безикской бухты захвату Босфора. Для того чтобы… своевременно разрушить такой план захвата и чтобы Япония не решилась на это предприятие в сознании риска неудачи и неизбежных громадных потерь, необходимо иметь опорную точку на юге Кореи. База эта… нужна сверх того как связующее звено Владивостока с Порт-Артуром. Станция в южной Корее являлась бы, кроме того, сильной угрозой… более многочисленному торговому флоту Японии. Приобретение такого порта должно составлять цель, к которой необходимо стремиться неуклонно…

Для обеспечения нашего спокойствия и развития на крайнем Востоке нам нужны не дальнейшие приобретения в Китае…, а достижение преобладания на море. Но такое преобладание недостижимо одним уравнением наших сил в Тихом океане с японскими и даже некоторым излишком с нашей стороны, пока расстояния наших баз от объекта действий, т.е. Кореи, будут так велики, как теперь по сравнению с Японией, для которой всегда будет служить большим соблазном возможность… перебросить в Корею целую армию раньше, чем это даже будет известно во Владивостоке или Порт-Артуре. Поэтому нам необходимо стре-

миться приобрести… защищенную базу в юго-восточной части Кореи, предпочтительнее всего Мозампо, чтобы обеспечить себя от всяких неожиданностей со стороны Японии».

Как видим, и тогда нашим адмиралам были однозначно видны все недостатки Порт-Артура. Но дело решили экономические интересы, и не столько России, сколько конторы Витте и К°. Им Порт-Артур нужен был не как военно-морская база, а как опорный пункт для торговой экспансии в Северном Китае. А формально для царя и для общественности выдвигается совершенно справедливый аргумент - не захватим мы, захватят другие.

Действительно, захват немцами Циндао заставил Англию начать сосредоточение своей Тихоокеанской эскадры у Чусанских островов, недалеко от устья Янтсекианга. Намерения англичан были известны. Отдельные суда английской эскадры появились в Печилийском заливе. С конца ноября в Петербург стали поступать тревожные известия, что в Чифу ожидается британская эскадра в полном составе, что она идет затем в Порт-Артур, дабы предупредить Россию.

Посол Павлов сообщил об этом в Петербург 25 ноября 1897 г. 27 ноября из самого Чифу донес об этом русский консул Островерхов. Наконец, о подобных планах Англии намекнул русскому представителю в Пекине и германский посол барон Гейкинг.

Когда известие о намерениях англичан дошло до командующего Тихоокеанской эскадрой контр-адмирала Федора Васильевича Дубасова, то он предложил Морскому министерству занять архипелаг Коргодо с портом Мозампо. Русская военно-морская база там, как доносил Дубасов, вполне разрешила бы вопрос о стратегическом упрочнении России на берегах Восточного океана и давала русским опорный пункт, господствующий над сообщениями Кореи с Северным Китаем и Японией, связанный к тому же с Сеулом главной в Корее большой дорогой, расстоянием всего до 400 верст. 27 ноября 1897 г. Дубасов доносил в Петербург: «Мог бы занять эту базу и удержать, минировав второстепенные проходы и защищая эскадрой главные». Телеграмма эта была получена 30-го вечером, уже после того, как 29 ноября в 3 часа ночи в Нагасаки, где находилась русская эскадра, были посланы совсем иные распоряжения, расходившиеся с мнением командующего Тихоокеанской эскадрой. Впрочем, если бы его телеграмма и была получена до этих распоряжений, вряд ли Петербург изменил бы свое решение - занять не Мозампо, а Порт-Артур.

Барон Розен, русский посланник в Токио, писал: «Нам очевидно опасно оставление этой важнейшей для нас позиции в бессильных руках Китая». Того же мнения держались и в Петербурге. Управляющий МИДом граф Муравьев находил, что теперь, по получении согласия китайского правительства на свободное посещение русскими судами китайских закрытых портов, он находит вполне возможным и своевременным немедленную отправку нескольких русских судов в Порт-Артур, «дабы предупредить занятие этой гавани другой нацией».

Генерал- адмирал великий князь Алексей Александрович заявил: «Надо послать в Артур сильную эскадру». Николай II, как всегда, не имел ни своего мнения, ни вообще каких-то идей в области дальневосточной политики. Он традиционно колебался. Наконец, 28 ноября дядя Алексей уговорил царя согласиться на отправку русской эскадры в Порт-Артур.

29 ноября 1897 г. в 3 часа ночи контр-адмиралу Дубасову было послано по телеграфу приказание немедленно по получении этой телеграммы отправить в Порт-Артур отряд из трех судов. «Отряд должен спешить, - говорилось в депеше, - и по прибытии оставаться в этом порту впредь до распоряжения, причем судам быть готовым ко всяким случайностям. Сохраните поручение в строжайшем секрете даже от командиров; его должны знать только вы и Реунов. Официально назначьте посылку отряда в какой-нибудь другой порт. Остальные суда эскадры держите в полной готовности; уведомьте срочно о получении телеграммы и о выходе отряда».29

1 декабря в Петербург пришло новое известие, что 4 английских судна спешно грузятся углем в Чифу и что они, по всей видимости, идут к Порт-Артуру. Очевидно, что англичане могли предупредить русских: от Чифу до Порт-Артура было несколько часов хода, от Нагасаки до Квантуна - два с половиной дня. В Морском министерстве начали беспокоиться. Наконец, 2 декабря от Дубасова была получена телеграмма о сделанных им распоряжениях и депеша о состоявшемся в ночь на 1 декабря выходе контр-адмирала Реунова из Нагасаки.

Предполагалось, что в Порт-Артуре уже могут находиться английские корабли. Поэтому Реунову было предписано тотчас же по прибытии в Порт-Артур заявить местным властям, что русские корабли, имея право в силу состоявшегося соглашения

29 Россия и Япония на заре XX столетия. С. 78.

пользоваться китайскими арсеналами, пришли фактически осуществить это право; что вслед за отрядом Реунова придут и другие корабли русской эскадры, для которых нужно при помощи местного арсенала выполнить некоторые работы; что китайские власти должны передать это заявление английским кораблям, если те находятся в Порт-Артуре или придут туда, и просить англичан об очищении места для русской эскадры. Если же англичане не приняли бы заявления властей и приступили бы к занятию порта, то Реунов должен был до получения определенных указаний из Петербурга ограничиться энергичным протестом. Во всяком случае, он не имел права непосредственно требовать от иностранных судов, чтобы они покинули порт, а тем более начать против них какие-либо враждебные действия.

Но англичан в Порт-Артуре не оказалось. Когда 4 декабря задержанный в пути свежим ветром отряд Реунова появился, наконец, на его внешнем рейде, там находилось всего два военных судна, да и то китайских. Английская же канонерская лодка «Дафнэ» пришла в Порт-Артур только 6 декабря. Несмотря на запрещение китайских властей, она вошла во внутренний рейд и, простояв 3 часа, ушла обратно.

Контр- адмирал Дубасов считал необходимым наряду с Порт-Артуром занять и Талиенван. 2 марта 1898 г. он телеграфировал в Петербург генерал-адмиралу: «Без поддержки Талиенвана -Порт-Артур мог быть изолирован, и связь их обоих с внутренней базой могла быть прервана».

Об этом еще 27 ноября говорил управляющий морским министерством граф Муравьев, считая, что одновременно с занятием Порт-Артура должны быть отправлены суда и в Талиенван. Как раз 2 декабря из Чифу был передан новый слух, будто бы Англия уже овладела Талиенваном. Поэтому 3 декабря в три часа ночи Дубасову было отправлено приказание Николая II немедленно послать в бухту Талиенван один крейсер и две канонерские лодки. «Невозможно позволить англичанам хозяйничать на севере», - телеграфировал великий князь Алексей Александрович.

8 и 9 декабря крейсер «Дмитрий Донской» и канонерские лодки «Сивуч» и «Гремящий» вошли в гавань Талиенвана. Английских судов там не оказалось. 17 декабря в Порт-Артур пришла канлодка «Кореец». Одновременно с ней пришли на внешний рейд и встали на якорь английские крейсеры «Immortalite» и «Iphigenia». Китайцы подняли им сигнал, что вход в порт запрещен, и англичане через некоторое время ушли.

Первоначальные отношения русских и китайцев были самые дружественные. Русский посол Павлов писал: «Китайские власти в Порт-Артуре и Талиенване оказывают нашим судам самое широкое внимание». Три китайских судна по очереди ходили в Чифу для подвоза русским кораблям провизии. Сухопутное китайское начальство предупреждало каждое желание русских моряков. Происходил взаимный обмен подарками, обедами и любезностями. Весь запас угля в Порт-Артуре был передан контрадмиралу Реунову совершенно бесплатно, затем по распоряжению центрального китайского правительства из Шанхайгуаня был выслан дополнительный запас угля для русских кораблей. Наши корабли пришли в Порт-Артур с минимальным запасом угля и без денег, так как при выходе из Нагасаки командирам дано было знать, что они идут в Фузан. А в Фузане уголь был уже заготовлен, и расстояние было невелико. Когда же в море были вскрыты запечатанные конверты с приказанием, оказалось, что отряд идет в Порт-Артур. «К счастью, угля хватило, но были и такие суда, которые висели на волоске», - писал один из очевидцев. По приходе же в Порт-Артур русских выручили китайцы.

Следуя инструкциям из столицы, генерал-губернатор Печили заявил английскому консулу в Тяньцзине, что «русские пришли в Порт-Артур для защиты интересов Китая».

Известие о появлении русских судов в Порт-Артуре вызвало тревогу в Англии и Японии. 18 декабря 1897 г. английская эскадра адмирала Бюллера в составе шести кораблей (общее водоизмещение 24 940 т) появилась на рейде Чемульпо. Тогда же разнеслись слухи о намерении англичан высадить десант на острова Чусан и в порт Гамильтон. 10 января 1898 г. лондонская газета «Стандарт» поместила на своих столбцах самую воинственную статью, лорд Уолсней заявил, что если война начнется, то она застанет британскую армию в блестящем состоянии. Русскому послу в Лондоне приказано было заявить английскому правительству, что Россия крайне удивлена тревогой, возникшей как в лондонской печати, так и в общественных сферах столицы, что, по мнению русского правительства, интересы России и Англии на Дальнем Востоке не могут прийти в серьезное столкновение. Из дальнейших объяснений с английским премьером стало очевидно, что Лондон вполне удовлетворен этим ответом. Вообще же солидарность России с Германией невольно заставила Англию действовать с особой осторожностью. Уже 10 января 1898 г., в тот

самый день, когда в Лондоне появилась статья в «Стандарте», контр-адмирал Дубасов донес, что общее настроение стало спокойнее, что отношения русских и английских судов носят дружественный характер, а встречи между адмиралами русской и английской эскадр отличаются особенной любезностью.

В Японии появление русских судов у Квантуна повлекло целый ряд воинственных приготовлений. Всем адмиралтействам было приказано держать корабли в полной боевой готовности, поспешить с их ремонтом, вести работы даже ночью.

Министр иностранных дел Японии Нисси запросил русского посланника, какие цели преследовала Россия, занимая Порт-Артур, и имеют ли русские в виду содействие или противодействие германским предприятиям в Китае. Барон Розен ответил, что занятие Порт-Артура стоит в прямой связи с занятием Циндао, что поступок немцев побуждает Россию искать обеспеченной стоянки вблизи Шаньдунского полуострова, что «наша политика всецело направлена к поддержанию мира и спокойствия на Крайнем Востоке», и что посылка отряда для временной стоянки в Порт-Артуре, очевидно, лишь мера предосторожности, «ни против кого не направленная и принятая с согласия китайского правительства».

В то же время японский посланник в Пекине потребовал от китайцев объяснений и напомнил им данное при возвращении Ляодунского полуострова обещание не уступать этой местности никакой другой державе. Китайцы ответили, что о территориальной уступке Порт-Артура нет и речи, и что по дружескому соглашению с Россией ее флоту лишь предоставлено право пользоваться Порт-Артуром и Талиенваном для временной стоянки.

Подобно Англии, Япония не решилась на активный протест. Она не могла не видеть, что «тройственный союз», с которым она уже имела дело в период ратификации Симоносекского договора, не рухнул, а живет. Настолько согласованы были все операции германской и русской эскадр, всего в течение одного месяца занявших у Китая три лучших северных гавани. Конечно, Япония еще более убедилась бы в силе и прочности этого союза, если бы могла слышать, что сказал 5 декабря 1897 г. русскому послу в Берлине император Вильгельм II, беседуя с ним по поводу Циндао и Порт-Артура: «Ваши враги - будь то англичане или японцы - становятся и моими врагами, и какими бы агрессивными они ни были, как бы ни противостояли вашим интересам, будьте

уверены в том, что германская эскадра станет бок о бок с вашими военными судами».30

Таким образом, управляющий морским министерством был прав, сообщая 9 января Дубасову, что «опасаться неприязненных действий Японии или Англии нет оснований».

За день до прихода русской эскадры в Порт-Артур китайцы попросили у России новый заем в сто миллионов лан. Деньги Китаю были крайне необходимы для выплаты Японии последних взносов денежной контрибуции. 2 декабря 1897 г. Д.Д. Покотилов31 передал министру финансов России просьбу Китая, чтобы Россия гарантировала и этот заем подобно тому, как она уже обеспечила заем 1895 г.

В ответ на это С.Ю. Витте 4 декабря уведомил Покотилова, что Россия возьмет на себя совершение нового займа при условии, если Китай: 1) предоставит ей надлежащие гарантии в исправности своих платежей по этому займу; 2) подтвердит в безусловной форме разрешение южного направления Китайской Восточной железной дороги (т.е. задуманного в то время направления на Бодуне и Нингуту взамен нынешнего направления на Цицикар и Нингуту); 3) примет на себя обязательство не допускать никаких иностранцев, кроме русских, к сооружению железных дорог и к эксплуатации других промышленных предприятий во всех трех провинциях Маньчжурии, а равно и в Монголии и т.д. А, кроме того, Китай предоставит России выбрать гавань для устройства порта для Добровольного флота, причем, в новый порт будут иметь право входить все суда под русским флагом.

12 марта 1898 г. в Желтое море вошли прибывшие с Балтики броненосные крейсеры «Рюрик» и «Дмитрий Донской». Но еще 11 марта китайские сановники в Пекине на переговорах с Павловым согласились передать России Порт-Артур и Талиенван с прилегающими территориями в аренду сроком на 25 лет. Статья 6-я соглашения определяла, что Порт-Артур для военных и коммерческих судов других государств будет считаться закрытым портом, но зато Талиенван, кроме одной из его внутренних бухт, будет считаться открытым для иностранной торговли и доступ в него будет предоставлен коммерческим судам всех наций.

30 Россия и Япония на заре XX столетия. С. 81.

31 Д.Д. Покотилов - представитель русского Министерства финансов в Пекине и директор пекинского отделения Русско-китайского банка.

Параллельно с переговорами в Пекине русское командование вело переговоры в самом Порт-Артуре с местным начальством - генералами Сун-Цином и Ма-Юйкунем. Под их началом только в Порт-Артуре состояли 7500 человек пехоты и конницы при 20 полевых орудиях. В конце концов генерал Сун-Цин получил 100 тыс. руб., а генерал Ма-Юйкунь - 50 тыс. руб. Досталось и мелким чиновникам.

28 февраля Павлов сообщил Колесову, прикомандированному в качестве переводчика к русской эскадре: «…в мое распоряжение уже предоставлены денежные средства на выдачу пособия китайским властям Порт-Артура и Даляньваня, дабы привлечь их на нашу сторону… Полагаю чиновникам категории Гу, Ли, Хо практичнее всего определить теперь ежемесячно от 100 до 200 лан со дня прихода наших судов в Порт-Артур и обещать единовременно более крупную сумму в несколько тысяч лан».32

Трудно сейчас сказать, что произвело большее впечатление на китайских военных - приказ из Пекина, «живые» деньги или 12-дюймовые пушки броненосцев «Сисой Великий» и «Наварин». Но меньше, чем за сутки (с 15 на 16 марта) все китайские солдаты покинули Порт-Артур. Взятка китайским генералам окупалась хотя бы тем, что в Порт-Артуре ими были брошены в исправном состоянии десятки мощных крепостных орудий, многие из которых позже участвовали в обороне крепости в 1904 году.

Утром 16 марта 1898 г. в Порт-Артур из Владивостока прибыл пароход Добровольного флота «Саратов». Был высажен десант в составе двух сотен забайкальских казаков, дивизиона полевой артиллерии и команды крепостной артиллерии.

В 8 часов утра 16 марта, пока шла высадка десанта, на мачте Золотой горы (вершины, господствующей над Порт-Артуром) великий князь Кирилл Владимирович33 поднял Андреевский флаг рядом с китайским желтым флагом. Раздался салют эскадры - Порт-Артур официально стал русской военно-морской базой.

В тот же день, 16 марта, состоялась высадка в Талиенване. Сюда еще накануне был отправлен из Порт-Артура контр-адмирал Реунов с крейсером «Дмитрий Донской», канонерской лодкой «Кореец» и клипером «Всадник». Всего в Талиенване были

12 Дацышен ВТ. Русско-Китайская война 1900 г. Поход на Пекин. С. 26.

33 Он тогда служил вахтенным начальником на броненосном крейсере «Россия».

высажены на берег 180 человек при трех орудиях. Порядок не был нарушен ни в Порт-Артуре, ни в Талиенване. Значительная часть населения покинула оба города. Китайцы хорошо помнили резню, учиненную японцами при занятии Порт-Артура, и предпочли не испытывать судьбу. Русское командование было этому только радо и разместило войска в брошенных китайцами административных зданиях, кумирнях и частных домах.

В 30 милях от Порт-Артура находится группа островов, которые китайцы называли Мяо-дао. Острова имели стратегическое значение, и контр-адмирал Дубасов решил занять их. 16 ноября 1898 г. крейсер «Дмитрий Донской» высадил на островах небольшой десант, и населению островов были розданы прокламации о присоединении островов к арендуемой Россией территории. Однако министр иностранных дел граф Муравьев испугался и уговорил Николая II отдать приказ об уходе русских сил с островов Мяо-дао. Взамен русские дипломаты заключили с китайцами отдельное соглашение по этим островам, согласно которому Китай обещал не передавать их другим странам и не позволять иностранным кораблям базироваться на них.

Это было очередной наивностью наших дипломатов. За несколько дней до начала русско-японской войны японцы захватили острова, а затем стали использовать их в качестве военно-морской базы для блокады Порт-Артура.

19 марта вышел приказ Николая II: «Государь Император объявляет Высочайшую благодарность Командующему эскадрою в Тихом океане, Контр-Адмиралу Дубасову и Монаршее благоволение - всем чинам вверенной ему эскадры и сухопутного отряда за отличное исполнение возложенных на них поручений по занятию Порт-Артура и Талиенвана».

Через четыре дня «Монаршее благоволение» было объявлено командирам эскадренных броненосцев «Сисой Великий» и «Наварин» и крейсера 1 ранга «Россия» капитанам 1 ранга Парегаго, Иенишу и Доможирову. В декабре 1898 года Дубасов и Реунов были награждены орденами Святой Анны 1 степени. 14 сентября 1899 г. император пожаловал «За труды по занятию портов Квантунского полуострова Артур и Талиенван» ордена офицерам штаба начальника Тихоокеанской эскадры, кораблей «Сисой Великий», «Наварин», «Россия», «Рюрик», «Память Азова», «Адмирал Корнилов», «Дмитрий Донской», «Владимир Мономах», «Забияка», «Всадник», «Гремящий», «Отважный», «Ко-

реец», «Манджур», «Сивуч» и пароходов Добровольного флота «Ярославль», «Саратов», «Екатеринославль», «Владимир», «Петербург» и «Воронеж». Награждение орденами за занятие Порт-Артура производилось до июня 1900 г.

На занятие Порт-Артура Англия ответила традиционным британским шантажом - послала мощную эскадру в Желтое море. Эта эскадра превосходила по силе русскую, но у наших адмиралов на сей раз оказались крепкие нервы, и они попросту игнорировали англичан. Отважиться на войну против России без союзников Англия бы никак не осмелилась.

Поскольку владычице морей не удалось отстоять китайский суверенитет над Порт-Артуром, она решила отнять у Поднебесной империи порт Вэйхайвэй с окрестностями. 25 марта 1898 г. Англия потребовала от китайского правительства уступки Вэйхайвэя на северном побережье Шаньдуна, дабы иметь собственную базу на подступах к Пекину. Заодно английское правительство заявило претензии на увеличение своих владений на полуострове Цзюлун (Коулун) на материке напротив Гонконга. Аренда Цзюлуна была оформлена англо-китайским договором от 9 июня, а аренда Вэйхайвэя - 1 июля 1898 г.

Одновременно британская дипломатия добилась расширения прав английского судоходства по рекам Китая. Так, к примеру, она получила соглашение о признании бассейна реки Янцзы, богатейшей части Китая, сферой влияния Англии.

Не осталась без куша и Франция. 7 марта 1898 г. она потребовала для себя «угольную станцию» (фактически военно-морскую базу!) в Южном Китае, концессию на железную дорогу от границы Вьетнама до города Юньнань-фу и некоторые другие преимущества. 9-10 апреля 1898 г. состоялся обмен нотами, который зафиксировал согласие китайского правительства на французские требования. При этом в качестве «угольной станции» Франции уступили на началах аренды порт Гуанчжоувань в провинции Гуанси.

Итак, Китай грабили все, кому не лень. Опомнились и итальянцы. 17 февраля 1899 г. итальянский посланник предъявил Китаю требование об уступке Италии бухты Санмынь и о признании всей провинции Чжэ-цзянь в сфере итальянского влияния. Это влияние должно было сказаться, во-первых, в проведении железной дороги от бухты Санмынь к реке Янцзы, а во-вторых, в подчинении итальянскому контролю всей торговли шелком в Чжэ-цзянь. Притязания были довольно существенными, так как эта

торговля являлась одной из основных статей дохода китайского государственного казначейства.

Итальянская нота переполнила чашу терпения китайского правительства. Получив итальянскую ноту и доклад по ней премьер-министра, вдовствующая императрица Цыси (1835-1908, годы правления 1861-1908) бросила их на пол. Нота была возвращена обратно при частном письме премьер-министра, в котором говорилось, что последний не имеет права и не будет входить в обсуждение подобного предложения, так как оно превышает его компетенцию. Возвращение официально присланной ноты было принято итальянским правительством за оскорбление.

В последних числах февраля 1899 г. Италия предъявила Китаю ультиматум и назначила своему посланнику в Китае Мартино для ответа четырехдневный срок. Когда 2 марта этот срок истек, а ответа не было, Мартино заявил, что он будет ждать еще 24 часа. Но прошло и 3 марта, прошло еще несколько дней, а Китай молчал.

ЧАСТЬ4 Изучение поведения торговых марок ГЛАВА Разработка системы контроля над капиталом марки и управления им 8

Десять лет назад бывший президент России Владимир Путин, не особо заботясь о публичной мотивации, принял решение о закрытии наших последних крупных военных баз в Лурдесе (Куба) и Камрани (Вьетнам). Россия ничего не получила взамен, зато возникшие опасные военно-политические пустоты видны невооруженным глазом. Однако мало кто помнит, что бездумное добровольное геополитическое отступление Москвы началось значительно раньше — с Порт-Артура. В эти дни исполнилась очередная годовщина тому дню, когда последний советский солдат покинул этот город на Ляодунском полуострове, стоящий на русских могилах. 26 мая 1955 года Порт-Артур снова стал китайским Люйшунем.

Но сначала придется заглянуть в более глубокие пласты истории. Более полувека попытки России твердой ногой встать на Дальнем Востоке были связаны именно с незамерзающим портом Порт-Артур. В 1896 году Китай, остро нуждавшийся в союзниках в беспрестанном противостоянии с Японией, подписал с императором Николаем Вторым конвенцию, по которой, кроме всего прочего, Пекин передавал нашей стране в полное и исключительное пользование на 25 лет военно-морские базы Люйшунь и Даляньвань, а также разрешал построить ветку Китайско-восточной железной дороги от Харбина к этим портам. Царь, тоже ничего хорошего от Японии не ожидавший, написал по этому поводу в своем дневнике: «Это так хорошо, что даже не верится».

Однако многое из того, что императору Николаю Второму казалось просто замечательным, оборачивалось бедствием для его народа. Люйшень, всего на несколько лет ставший Порт-Артуром и главной базой Тихоокеанского флота, к 1904 году вместил в себя эскадру в составе 7 эскадренных броненосцев, 6 крейсеров, 3 старых парусно-винтовых клиперов, 4 канонерских лодок (из них 2 броненосные), 2 минных транспортов, 2 минных крейсеров и 25 эскадренных миноносцев. В оборону города поставили 21 береговую батарею из 116 орудий. Общая численность русского сухопутного гарнизона на день начала войны - до 24 тысяч солдат и офицеров. К тому времени в городе проживало 15 тысяч наших гражданских соотечественников и 35 тысяч китайцев.

Долго терпеть у себя под боком столь внушительную военную силу японцы не могли и начали войну, в которой Порт-Артуру суждено было сыграть выдающуюся роль. Борьба за Порт-Артур, продолжавшаяся около 8 месяцев, стоила японской армии и флоту огромных потерь, которые составили около 112 тысяч человек и 15 кораблей различных классов. Потери русских составили около 28 тысяч человек . В декабре 1904 года отрезанный от Манчжурской армии и от Владивостока город пал.

Сатисфакции Россия ждала четыре десятилетия. С разгромом Японии в 1945 году Порт-Артур снова вернулся в Россию. Главнокомандующий Советской Армией Иосиф Сталин так оценил этот факт: «Свою агрессию против нашей страны Япония начала еще в 1904 году во время русско-японской войны… Как известно, в войне с Японией Россия потерпела тогда поражение. Было ясно, что Япония ставит себе задачу отторгнуть от России весь ее Дальний Восток… Но поражение русских войск в 1904 году в период русско-японской войны… легло на нашу страну черным пятном. Наш народ верил и ждал, что наступит день, когда Япония будет разбита и пятно будет ликвидировано. Сорок лет ждали мы, люди старого поколения, этого дня».

Важнейшая для Тихоокеанского флота база была снова передана Пекином нашей стране — на сей раз на 30 лет . К тому времени главный противник на Тихом океане у нас сменился. Им стали Соединенные Штаты, ввязавшиеся в гражданскую войну на Корейском полуострове. Снова Москва потратила гигантские средства на освоение Порт-Артура. К 1950 году состав новой советской военно-морской базы в Желтом море, возглавляемой контр-адмиралом Ципановичем , был таков:

— Отдельный дивизион сторожевых кораблей из шести ленд-лизовских американских фрегатов типа «Такома». (Вскоре фрегаты были возвращены американцам, когда они своим ходом перешли из Порт-Артура в японский порт Майдзуру).

― Бригада торпедных катеров из нескольких десятков боевых единиц различных типов отечественной и зарубежной постройки.

― Бригада подводных лодок в составе двенадцати ПЛ.

― Бригада охраны водного района в составе шести тральщиков и шести больших охотников за подводными лодками.

В гарнизон входили части и соединения нашей 39-й общевойсковой армии. Обеспечивали корабли многочисленные береговые части и подразделения, а также 194-я бомбардировочная дивизия, в которую входили 126 самолётов Ту-2 выпуска 1944−1948 годов. В общем, гарнизон был внушительным и позволял Советскому Союзу на дальних тихоокеанских рубежах эффективно противостоять военно-морским силам США, опиравшимся на базы в Японии. Тем неожиданней было то, что случилось осенью 1954 года, когда в Порт-Артур внезапно прилетела из Москвы правительственная делегация во главе с первым секретарем ЦК КПСС Никитой Хрущевым. Вместе с ним прибыли Булганин, Микоян, Шверник, первый заместитель министра обороны СССР — главнокомандующий ВМФ Кузнецов, командующий Дальневосточным военным округом Малиновский и другие .

13 октября ничего не подозревавших о скорой эвакуации военных пригласили для доклада. Как это происходило? Об этом — в воспоминаниях военного контрразведчика генерала М. Белоусова : «…С начала доклада В. Шевцова, командующего 39-й армией, не прошло и трех минут, как Хрущев с силой ударил ладонью по столу и буквально крикнул: «Хватит болтать! Ты лучше мне скажи, зачем вы здесь стоите?»

Вся наша портартурская группа насторожилась… Командующий, будучи человеком степенным и уважительным… как-то недоверчиво еще раз посмотрел на Хрущева и спокойно сказал: «Для защиты дальневосточных рубежей нашей Родины».

Хрущев снова обрывает его и сердито заявляет: «Это политика царская, империалистическая. Кого же и от кого вы собираетесь здесь защищать? Ты мне лучше скажи, сколько надо времени, чтобы здесь не осталось ни одного вашего солдата, даже вашего духа».

Швецов молчал… В это время вошел маршал Малиновский, только что прилетевший из Приморья… Хрущев продолжал: «Так сколько же месяцев вам, командарм, надо, чтобы убраться отсюда?»

Швецов ответил: «Месяца три-четыре».

Присутствующий генерал Пенионожко бросил реплику: «Мало!»

Хрущев: «Даю пять. И чтобы по истечении этого срока никого из вас не осталось. А теперь давайте перейдем к разговору: что китайцам продавать, а что так отдать».

Булганин, Микоян и Кузнецов вели себя пока спокойно. Можно было полагать, что этот вопрос с руководством КНР ими уже обговорен… А Хрущев продолжал: «Все то, что здесь (имеется в виду на Квантуне) построено русским царем, нами и японцами — казармы, склады, дома, водохранилища и т. п. , — отдать китайцам бесплатно. А то, что мы привезли сюда из Советского Союза, — продать».

А. М. Пенионожко попросил разрешения задать вопрос «Как я понял, — сказал он, -дорогостоящее отдать, а мелочевку продать?»

Отвечать на этот вопрос стал Булганин: «Да, вы поняли правильно…» А Никита Сергеевич продолжал: «Все вооружение, всю технику и боеприпасы — продать!»

В этот разговор наконец вмешался Малиновский. «Никита Сергеевич, — сказал он, — всю боевую технику продать нельзя. Здесь у нас есть один полк с новыми танками Т-52 и одна эскадрилья с новыми истребителями-перехватчиками, я их заберу к себе в округ».

Хрущев согласился. Затем сделал заявление Кузнецов: «В нашей базе тоже есть один дивизион с новейшими быстроходными и дорогостоящими бронекатерами. Эту технику тоже не следовало бы продавать».

Но Хрущев ответил: «Продать!»

Потом Хрущеву задал вопрос Швецов: «А что нам делать с теми снарядами и трехдюймовками (имелись в виду 76-мм орудия), которые сюда завезены еще к началу русско-японской войны?».

Хрущев: «Продать!»

Далее начался активный разговор о том, за какую цену продавать — по себестоимости или по нашему прейскуранту. «По себестоимости» цена танка называлась в 400−500 тыс. рублей, самолета-истребителя — около одного миллиона рублей…"

Спустя несколько дней после того, как советская правительственная делегация отбыла на родину, в наши воинские части зачастили многочисленные китайские комиссии, в том числе и правительственные с высокопоставленными гостями, среди которых были знаменитый писатель Го Можо, командующий вооруженными силами КНР Пын Дэхуай, вдова Сунь Ятсена Сун Цзинлин. Многим советским военнослужащим вручили награды КНР. В Доме офицеров непрерывной чередой шли концерты известных артистов. Одновременно с этим шла «продажа» воинского имущества и оборудования, которая в конце концов превратилась в самый настоящий цирк и была прекращена. Все — каждая вешалка, кровать, умывальник, кухонный и противопожарный инвентарь, любая мелочь «описывались и оформлялись» в шести экземплярах. А каждое утро начиналось с того, что шел жестокий торг за лишний юань. На следующий день все повторялось сначала…

Закончилось тем, что только в нашем «ведомстве» китайцам были отданы даром десятки торпедных катеров, шесть токарных и строгальных станков, столько же металлообрабатывающих, кузница, электроцех со всем оборудованием. Одним словом, мы оставили буквально все, начиная с танков, подводных лодок, казарм, боезапаса и заканчивая подушкой, кружкой, ложкой".

Словом, инициированное Хрущевым бегство советских войск из Порт-Артура сильно напоминало то, что спустя три с небольшим десятилетия устроил нашим Вооруженным силам в Восточной Европе преемник Никиты Сергеевича Михаил Горбачев — с шумом и гамом, бросая миллиардной стоимости имущество, в чистое поле . О чем думал Хрущев, в присущей ему хамской манере отдавая приказ фронтовикам-генералам? Ясно, что стремился закрепить «вековую», как ему казалось, дружбу с коммунистами-единомышленниками в Пекине. А еще — проводил так модную и сегодня политику десталинизации. Американцы здесь обыграли Хрущева как мальчишку.

Когда Сталин был еще у власти, западные лидеры активно обсуждали вопрос о том, как изменить мир после явно приближавшейся кончины генералиссимуса. В январе 1953 года переговоры на эту тему в Вашингтоне провели британский премьер Уинстон Черчилль и президент США Гарри Трумэн . Решено было нарисовать постсталинскому руководству Советского Союза радужную картину: вы выводите свои войска из Австрии, Финляндии и Китая. Взамен мы снимем экономические санкции с ослабленного войной СССР и помогаем ускорить социально-экономическое развитие вашей страны. В подтверждение искренности намерений, Запад и впрямь ослабил такие санкции в мае 1953-го, а в июне того же года отказался помочь антисоветским силам, попытавшимся поднять восстание в ГДР.

Чтобы пряник был более осязаем, после смерти Сталина осенью 1954 года для СССР были открыты новые коммерческие кредитные линии в странах-членах НАТО, Австралии и Новой Зеландии. В 1955 году канцлер ФРГ Конрад Аденауэр в Москве пообещал Хрущеву долгосрочное экономическое сотрудничество и неприкосновенность советских зон влияния в мире. Возобновились прерванные в 1949 году репарационные платежи СССР со стороны ФРГ. Взамен Запад просил сущую малость: продемонстрировать хотя бы небольшой отход от сталинской политики и сокращение советского военного присутствия в Китае и на Балтике.

Хрущев поначалу очень старался. С 1954 года прекратилось издание произведений Сталина. В конце 1955 года было упразднено созданное по инициативе Сталина, Жданова и Молотова Информационное Бюро коммунистических и рабочих партий. Об антисталинском докладе Никиты Сергеевича ХХ съезду КПСС нечего и упоминать.

На фоне этих глобальных политических игр что такое был Порт-Артур? Пешка. Ею Хрущев пожертвовал с легкостью. Как и советской военно-морской базой в финском Поркалла-Удд.

Пейзаж после битвы его не порадовал. Подрывная работа Запада против СССР вскоре даже усилилась. В 1958—1959 гг. в США были приняты резолюция Конгресса «О порабощенных народах». В соответствии с этим документом началась разработка планов расчленения СССР на несколько марионеточных государств в ближайшей перспективе.

Американские войска и не подумали оставлять свои военные базы в Японии, Южной Корее, на Тайване и Филиппинах . По признанию заокеанских военных, именно отсутствие Советского Союза в Порт-Артуре стало одним из «стимулов» и американской агрессии в Индокитае в 1966—1974 годах. Да и памятные для нашего народа события на острове Даманский в 1969 году вряд ли бы возникли бы, если бы советские самолеты стояли бы на аэродромах в паре часов лета от Пекина.

Генерал Стессель, сдавший Порт-Артур японцам в 1904 году, был приговорен в России к смертной казни. Суд установил, что в течение всего периода обороны Стессель не руководил действиями гарнизона по защите крепости, а, наоборот, сознательно готовил её к сдаче. Приговор потом заменили 10-летним заключением, но уже в мае 1909 года мягкосердечный русский царь окончательно простил опального генерала. Хрущев остался в истории страны политическим сумасбродом, наворотившим дел не только на Дальнем Востоке. Оценка Путину еще впереди.

Из досье «СП»

Лурдес — южный пригород Гаваны. Советский, а затем российский Центр радиоперехвата был развернут здесь вскоре после Карибского кризиса. На нем постоянно несли службу около тысячи сотрудников 6-го управления Главного разведывательного управления Генштаба ВС РФ и 3-го Главного управления радиоэлектронной разведки средств связи ФАПСИ. Они собирали не только ценнейшие данные об американской ракетной программе на мысе Канаверал, но и перехватывали множество телефонных переговоров на большей части территории США. По сведениям бывшего министра обороны Кубы Рауля Кастро, до 75 процентов разведывательной информации о Соединенных Штатах наша страна получала именно из Лурдеса. В 1996 году на слушаниях в Конгрессе США шеф военной разведки РУМО Патрик Хьюз заявил, что ФАПСИ «чрезвычайно плотно использует Лурдес и в интересах российской экономики». Центр был модернизирован в 1997 году. В 2002 году под предлогом необходимости жесткой бюджетной экономии окончательно закрыт по решению президента Владимира Путина накануне его очередной встречи с президентом США Джорджем Бушем. В 1999 году Китай заключил с кубинским руководством соглашение об открытии собственного центра радиоперехвата для слежения за территорией США.

Камрань — залив, отделенный от Южно-Китайского моря одноименным полуостровом. Глубоководная гавань этого залива является одной из самых больших на Дальнем Востоке. Во время войны в Индокитае служил крупной тыловой базой ВМС США. В 1978 году Камрань перешла в распоряжение Социалистической Республики Вьетнам. С 1979 года совместно использовалась советскими и вьетнамскими военными моряками. Наличие этой базы, расположенной в 2500 милях от Владивостока, значительно облегчало нашему Тихоокеанскому флоту несение боевой службы в Индийском океане. Согласно достигнутым еще во времена СССР догоренностям, до 2004 года Камрань могла использоваться бесплатно. Советскими специалистами там был реконструирован аэродром, на который стали садиться даже стратегические бомбардировщики Ту-95, совершавшие патрульные полеты в тех краях. Здесь же постоянно базировалось около 40 наших истребителей. ракетоносцев, противолодочных и разведывательных самолетов. У причалов постоянно стояли до 20−25 советских кораблей и подводных лодок. Построены были жилой городок, крупные судоремонтные мастерские, станции радиолокационной разведки и радиоперехвата. В целом, Камрань служила стратегическим противовесом важнейшей для ВМС США в этом регионе военно-морской базы в Субик-Бей (Филиппины). В 2001 годы министр обороны РФ Сергей Иванов заявил: «Сохранение этого объекта ВМФ было признано нецелесообразным в связи с изменением военно-политической обстановки в мире».

СОВЕТСКО-КИТАЙСКОЕ КОММЮНИКЕ

О ВЫВОДЕ СОВЕТСКИХ ВОИНСКИХ ЧАСТЕЙ ИЗ СОВМЕСТНО

ИСПОЛЬЗУЕМОЙ КИТАЙСКОЙ ВОЕННО-МОРСКОЙ БАЗЫ ПОРТ-АРТУР

И О ПЕРЕХОДЕ ЭТОЙ БАЗЫ В ПОЛНОЕ РАСПОРЯЖЕНИЕ

КИТАЙСКОЙ НАРОДНОЙ РЕСПУБЛИКИ

Учитывая изменение международной обстановки на Дальнем Востоке в связи с прекращением войны в Корее и восстановлением мира в Индо-Китае, а также принимая во внимание укрепление обороноспособности Китайской Народной Республики, Правительство Советского Союза и Правительство Китайской Народной Республики в соответствии с установившимися и все более укрепляющимися отношениями дружбы и сотрудничества между обоими государствами, договорились о том, что советские воинские части выводятся из совместно используемой военно-морской базы Порт-Артур и сооружения в этом районе безвозмездно передаются Правительству Китайской Народной Республики.

Проведение мероприятий, связанных с выводом советских воинских частей и передачей сооружений в районе военно-морской базы Порт-Артур Правительству Китайской Народной Республики, обе Стороны договорились возложить на Советско-Китайскую объединенную военную комиссию в Порт-Артуре, образованную в соответствии с Соглашением от 14 февраля 1950 года.

На самом верхнем фото: в Порт-Артур прилетела из Москвы правительственная делегация во главе с первым секретарем ЦК КПСС Никитой Хрущевым, 1954 г.